На Аттику ещё несколько лет обрушивались землетрясения, бури, огонь и пепел. Потом наступила та ночь, которую предрёк мне Прокас, старый критянин, о нём шла молва, будто он умеет предсказывать. Именно он на мой вопрос, наступит ли теперь конец света, отрицательно покачал головой.
— Нет, царевич, — ответил он тихо, — это боги моря разрушают остров. Его часто называют Каллисто — «Очень красивый». Долго ли ему ещё оставаться красивым? Ему грозит гибель, и это должно послужить очищением. Мне не ведома степень греха, я знаю только, что боги уже не один год предупреждают обитателей этого острова. Но обратят ли там внимание на их предостережения?
Он помолчал, а потом продолжал задумчиво:
— Ваш Посейдон хочет добра. Он — бог моря, чтобы помочь людям, он сотворил лошадь[5]. Ваш Зевс — сами мы почитаем Загрея — повелитель небес и земли, он — отец всех богов. Так что Посейдон действует с остальными морскими божествами по его поручению. Гибель Каллисто должна послужить нам всем предостережением...
— А как погибнет этот остров? — спросил я, глядя в его задумчивые глаза.
— В земле повсюду горит огонь. Если ваш Зевс взовет к нему, он вырвется наружу и погубит всё живое. На Каллисто его призывают многие боги.
Я высокомерно улыбнулся:
— Ты стареешь, Прокас, и увлекаешься сказками.
Он рассеянно кивнул, но после недолгого молчания ответил:
— Разве это выдумка, что земля так часто трясётся, а небеса разговаривают с нами?
Я не нашёлся, что ответить.
— Заметь, царевич, боги знают все, они распоряжаются жизнью и смертью. Может быть, Каллисто взорвётся, весь остров разлетится на части и погрузится в море. Но возможно, боги лишь предостерегают жителей острова и оставят в море его обломки, и тогда потомки будут знать, что некогда здесь существовала процветающая страна, но боги разгневались и наказали её. Ведь мы ничто, царевич, и только одни боги распоряжаются нашим бытием и небытием.
Поскольку я был сыном царя, то повсюду имел доступ, никто не осмеливался отказать мне, если я даже ночной порой — часто от скуки, ибо целыми днями спал и не испытывал усталости — входил в дома. Я многое видел и слышал, но многого и не понимал.
Я никогда не задумывался о том, имел ли я право вторгаться в чужие жилища, открывать шкафы и сундуки. Мне слишком часто внушали, что всё принадлежит моему отцу, царю; разве я, его старший сын, не являюсь его представителем?
Когда солнце село за горы, я снова отправился на поиски. Что, собственно говоря, я стремился найти?
Где-то всхлипывала женщина, а чей-то низкий голос примирительно ворчал в ответ. В одной каморке о чём-то молилась девушка, и, войдя, я увидел, что она лежит под одеялом рядом с какой-то пожилой женщиной. В другом помещении без окон, напоминающем подвал, на полу бранились совершенно нагие дети. Они вели себя так, словно были уже взрослыми.
В свою комнату я возвращался совершенно безмятежный. Было ли тут дело в Гайе?
Гайя?
Чем старше я становился, тем больше она занимала мои мысли. Я мало что знал о ней. Некогда она попала сюда из Библа рабыней; когда она начала опекать меня, то сама была ещё почти ребёнком.
Я подолгу задумывался над тем, когда же она попала ко мне: когда уже была собственностью моего отца?
В моей голове сменялись картины, которые приводили меня в замешательство. Были ли то мечты, фантазии или правда? Разве вначале отец не отдал её управляющему имением, которое очень ценил и использовал в качестве летней резиденции для нашей семьи? Разве не ходили слухи, будто однажды Гайя влепила управляющему пощёчину и швырнула ему в голову драгоценную вазу? Рассказывали, что однажды летним днём она выскочила из комнаты управляющего голой и угрожала убить любого, кто до неё дотронется.
Что она имела в виду под словом «дотронется»? Разве я то и дело не дотрагивался до неё?
Мне нравилась её кожа. Когда я проводил по ней кончиками пальцев, то сразу же начинал ощущать необычайную нежность и уже через несколько минут замечал, как блестели глаза Гайи.
Гайя во многом сформировала меня, воспитала своей женственностью, покорностью и самоотверженностью. Хотя за несколько лет у меня побывали самые разные учителя, общение с Гайей было совершенно иным.
Что за таинственная сила тянула нас друг к другу? То ли это были её губы, часто целовавшие меня? Или тайна заключалась в её руках, которые ласкали и защищали меня? Или это был всего лишь запах её тела — масло, которым она умащивала кожу?
5