Анестезиологи, по мнению хирургов, всячески пытаются избежать своего, столь нужного хирургам, участия в попытках спасения больного. Хирурги, по мнению анестезиологов, пытаются «играть в Бога» – спасать неспасаемое. Раздоры носят повсеместный, интернациональный, характер.
Для понимания конфликта следует уяснить несопоставимость целей и интересов его участников.
Для хирурга успех сложной операции – повышение его имиджа. Даже неудача не вредит – «блестящий хирург от Бога сделал всё возможное, но…», – далее следует много вариантов: «больной поступил слишком поздно», «больной потерял слишком много крови», «был слишком стар», «рак есть рак», etc, etc, etc…
За успехом операции, нередко травматичной-кровавой-выполненной-не-лучшим-образом, люди не видят основного участника – анестезиолога; в лучшем случае ему отводят второстепенную роль. А ведь это несправедливо. После «травматичной-кровавой-выполненной-не-лучшим-образом» операции больного ведь нужно ещё выходить…
Кто это делает? Хирург?
Да ни черта подобного! В лучшем случае – сначала анестезиолог, а позже интенсивист/специалист-реаниматолог; в большинстве же случаев – всё тот же анестезиолог, поскольку специалистов отделения интенсивной терапии готовят очень мало, а хирургам не хватает элементарных знаний физиологии.
В мою бытность в России говаривали, что смерть больного на столе или в первые 24 часа после операции считалась анестезиологической смертью – со всеми вытекающими из этого административными последствиями для анестезиолога[42].
Я никогда не забуду случая, когда кто-то из больших академиком ВОНЦ АМН СССР – то ли сам Блохин, то ли Трапезников – просто выгнали с работы анестезиолога на следующий день после подобного случая.
И не было ни специального разбора комиссией независимых экспертов, ни суда с защитниками. Вынесла вердикт «большая тройка» – «три больших Николаича[43]»:
– И без судебного разбирательства обойдёшься!
Мой бывший приятель Михаил Давыдов начал своё хирургическое восхождение в эпоху, когда на землю СССР упали какие-то крохи мировых достижений анестезиологии и реанимации. Уже этих крох хватило для резкого снижения смертности после привычных сложных онкологических операций, что, в свою очередь, стимулировало рукастых хирургов – а Миша Давыдов был именно таким! – к выполнению более агрессивных операций при раке, которые называли «расширенными»[44], «комбинированными»[45] и даже «комбинированными расширенными»[46]…
Всё было бы нормально, если бы Михаил не стал преподносить миру полученный успех как исключительный результат своего хирургического таланта «от Бога»… Приобретённая за годы службы в ВДВ нахрапистость мастера спорта по боксу дала прекрасные результаты – Михасик-Миша-Михаил-Михаил Иваныч заставил быстро прилипших к нему прихлебателей поверить в свою божественность и… ныне М.И. Давыдов – академик всех возможных сейчас в России академий.
В данном письме я не ставил своей целью оспаривать эффективность операции имени академика Давыдова, а просто хотел подчеркнуть роль анестезиологов в выживании человеческого существа после такой исключительной хирургической агрессии.
На Лимпоповшине есть такой анестезиолог – Майк Радохва, любящий во время несложной операции поговорить с нами, хирургами, на тему про хирургов-от-Бога:
– Да-а-а, Славито… Повидал я на своём веку таких хирургов, которые уговаривали меня перед операцией: «Mike, it would be not too long: I just – IN and OUT!» («Майк, это будет очень быстро – я просто войду и выйду!») А потом нам требовались литры крови и многие часы стояния с мокрыми и воняющими от страха штанами…
Мой чёрный друг Радохва прав: Нет малых операций, но есть большие – прямо-таки гигантские, а вернее смертельные осложнения малых операций.
124. Хирурги и другие убийцы в белах халатах: «Больной умер? Везите следующего!»
В мою бытность в ВОНЦ АМН СССР сотрудники отделения профессора Бориса Константиновича Поддубного мастерски делали под местной анестезией диагностические бронхоскопии: больной держал себя за язык, а доктор проводил в его трахею с карандашик диаметром гибкий шланг со стекловолокном – посмотреть на опухоль в его легких. Ну, когда речь идёт о пациенте на стадии обследования, это ещё понятно – тут можно повосхищаться рукастым эндоскопистом. Однако когда я наблюдал выполнение такой процедуры у больного на второй день после отрезания части его лёгкого или пищевода, тут моё восхищение переплеталось с ужасом – «Господи, пронеси эту чашу мимо меня!».
43
Николай Николаевич Блохин, Николай Николаевич Трапезников и Вадим Николаевич Герасименко.
44
Исключительно для облегчения понимания этого термина в данном контексте можно трактовать «расширенную операцию» как увеличение объёма резекции органа по его длиннику, то есть вместо принятых, скажем, 40 см пищеварительной трубки, хирург отрезает 100 см.
45
С той же целью «комбинированную операцию» можно представить как операцию, когда вместе с удалением поражённого опухолью органа хирург удаляет и другие соседние органы, например при раке верхней части желудка резецируют часть диафрагмы, часть поджелудочной железы, селезёнку.
46
Наглядным примером «комбинированных расширенных операций» может служить операция при раке пищевода, когда «расширенная резекция органа» включает часть шейного отдела пищевода, его внутригрудной и внутрибрюшной отделы, и всё это «комбинируется» с резекцией легкого, а иногда и аорты… Операции не для слабонервных, да? А теперь люди с наиболее развитой фантазией могут добавить удаление лимфатических узлов вокруг пищевода в трёх анатомических зонах: на шее, внутри грудной клетки и в брюшной полости – по обе стороны от пищевода. Понятно ведь, да? Ну, а теперь произнесите название этого метода удаления лимфатических узлов – лимфодиссекция трёхзональная (три упомянутых зоны) двусторонняя (по обе стороны от пищевода) системная (это слово подчёркивает, что пищеводные лимфатические узлы удалены полностью).