Да только не об этом речь. В моём «послужном списке» есть запись о работе санитаром в больнице (это было приёмное отделение Первой градской больницы г. Москвы), два сказочных года в медицинском училище № 19 в Потешном переулке, что у Матросского моста неподалёку от Преображенки в Москве, о заключительном этапе моего среднего медицинского образования – учёбе в армейской школе военных санитарных инструкторов в Риге. Работал фельдшером-лаборантом в разных медицинских лабораториях – ужом, можно сказать, вползал в медицину и видел работу среднего медицинского персонала изнутри.
Первый контакт с «ихними» сёстрами в Анголе впечатления не произвёл – присутствующие здесь же наши девушки по всем параметрам работали лучше. Но ведь нужно учесть, что наши сёстры работали за деньги, да ещё за очень большие деньги, пользуясь услугами специального товарно-продуктового магазина, а местные медицинские братья и сёстры – за гроши, перебиваясь, кто как может, включая воровство лекарств и подпольную лечебную деятельность (инъекции не очень хорошо прокипячёнными шприцами одноразового пользования, аборты)…
Особое положение занимают (занимали?) медсёстры из числа католических миссионеров – некоторые из них были молоды и красивы настолько, что просто язык не поворачивался называть их монашками. Этот народ работал с потрясающей самоотверженностью – они действительно были «не от мира сего»; надеюсь, что где-то они ещё работают (правительства многих стран позакрывали церковные школы-госпитали-миссии). Из меня прямо-таки прёт: «Расскажи про Донуту! Расскажи про Донуту!», хотя рассказ про Донуту был бы более уместен в разделе «Христианская церковь в Африке».
Прежде всего, нужно сказать пару слов о сестре Кармэн, католичке из Испании, работавшей в отделении интенсивной терапии университетского госпиталя Америко Боавида в Луанде, где я с ней и познакомился в 1982 году. Сестра Кармэн жила вместе с небольшой группой других женщин-миссионеров в небольшой миссии при упомянутом госпитале. Часовня миссии принимала для молитвы по утрам и вечерам женщин из соседних с госпиталем трущоб, а днём одни миссионеры занимались катехизисом с детьми, другие помогали в уходе за тяжёлыми больными в госпитале.
В мой второй приезд в Луанду в 1991 году мне было приятно встретить сестру Кармэн в университетском госпитале Жозина Машел (госпиталь Америко Боавида был на капитальном ремонте). Сестра Кармэн не просто работала – она жила госпиталем. Я пошутил как-то:
– Удивительное поле единения врачей из коммунистических стран и сестёр-католиков.
Вторым стоиком была сестра Доминик – маленькая сухонькая управляющая монастыря кармелиток, располагающегося бок о бок с госпиталем Жозины Машел.
Эта парижанка знаменита уже тем, что 20 лет назад французский хирург открыл-закрыл её живот, а после операции напутствовал её словами «Вам осталось жить не более года»[56].
Сестра Доминик останется в моей памяти добрым ангелом – она приютила в монастыре оперированную мной по поводу рака молочной железы нашу женщину-врача, которую совковые власти пытались в 1991 году выпихнуть в уже опять не очень сытый Ленинград. Надеюсь, что ангольцы будут помнить её работу по уходу за пациентами и по оказанию помощи больным, которые мало чего могли получить в госпитале, разорённом проблемами гражданской войны и коррупцией прокоммунистического режима Анголы.
Ну, и, наконец – Донута… Донута, красивая плотно сбитая, живая, с озорными глазами полька, жила вместе с другими женщинами – католическими миссионерами, в хорошо устроенной католической миссии неподалеку от Луанды. Миссию возглавлял молодой польский священник отец Андрей, который сам вместе с другими мужчинами-миссионерами жил при костёле в нескольких километрах от женской миссии. В саду костёла работал священник из Словакии. Мужчины были из Италии, откуда-то из Латинской Америки, с Филиппин… Я как-то напросился в гости к миссионерам – меня приняли после обеда с обязательной ночёвкой. Сначала Донута повезла меня на свой участок работы – в лепрозорий.
Посещение этого места и было основной причиной моих постоянных приставаний к Донуте:
– Донута, когда ты меня пригласишь к себе? В далёкой юности я мечтал работать врачом лепрозория.
И вот мы приехали…
Кучка разрушенных войной и разворованных (с выворотом дверей и оконных рам) каменных строений с прокопчёнными стенами: их обитатели – больные с запущенными формами проказы – разводят на полу огонь для приготовления пищи и согревания в ночном холоде. Проходим мимо одного строения. В пролёте выжженного окна на зов Донуты появляется прокажённый с вывернутыми болезнью наружу веками – он принимает позу средневекового святого с устремлёнными к небу незрячими белками глаз, поднимает культяшки своих кистей вверх и начинает что-то читать на кимбунду, языке второй по численности народности Анголы.
56
Я совсем не хочу сказать на основании этого примера, что врачи-онкологи часто ошибаются в подобных прогнозах. К сожалению, не столь часто. В данном случае речь идёт, скорее всего, о диагностической ошибке – интраоперационной или даже морфологической; у меня самого есть такие редкие наблюдения. Но не исключено, что мы имеем дело с редким случаем самопроизвольного рассасывания опухоли и самоизлечения больных – это, говорят, описано было в литературе. Ну, известный пример с А.И. Солженицыным. Я таких чудесных случаев не встречал. Нужно ли верить в подобные чудеса? Думаю, что если ничего другого нет под рукой, то почему же и не верить?