Я вернулся из Нигера, одарил Пирогова визитом преданности: пополнил его коллекцию колющего-и-режущего оружия парой туарегских мечей, а в ларец украшений его супруги бросил несколько побрякушек дешёвого золота Сахеля. Пирогов представил меня профессору Н.Н. Трапезникову, правой руке Н.Н. Блохина по кадровым вопросам:
– Вот… человечек…
Так я и получил скромное место младшего научного сотрудника отделения торакальной онкологии ВОНЦ АМН СССР. С Пироговым мы договорились, что я буду работать над докторской по комбинированному (лучевому и хирургическому) лечению рака пищевода. С энтузиазмом я принялся за работу.
Однако Дима Ширин, мой приятель со студенческих лет, охладил мой пыл:
– Ты потише со своим пищеводом… Пирог твой по приходу прооперировал несколько больных раком пищевода, чуть ли ни все они благополучно врезали.
Блохин стал смотреть на Пирога косо.
Вскорости после моего начала работы в Центре Пирогу дозволили съездить в США – посмотреть и поучиться. После него в те же края поехал сам Блохин.
Американцы спросили Блохина:
– А как у вас с хирургическим лечением рака пищевода?
– Да так же плохо, как и везде, – ответил Блохин.
– Ка-ааа-ак?? – с деланным изумлением ахнули американцы, – А ваш профессор Пирогов тут докладывал, что он получил 40 % пятилетней выживаемости после операций[70]…
За такое перенесённое в США унижение Блохин долго топтал ногами Пирогова на утренних конференциях и требовал представить клинические доказательства на Учёном совете Центра. Пирогов попытался представлять данные МНИОИ им. Герцена, на что резко возразил профессор Петерсон: – По какому праву материалы моего института представляет сотрудник ВОНЦ???
Привычка директора ВОНЦ АМН СССР топтать профессора Пирогова перенеслась и на меня – «человечка Пирогова». Следует отметить огромное отставание СССР как в развитии материально-технической хирургической базы, так и в подготовке хирургов – только отдельные клинические центры страны имели более-менее приличное современное оборудование, а единицы блистательных отечественных хирургов не могли улучшить плачевное положение хирургической службы в целом по стране.
При строительстве Онкологического научного центра Блохин уделял большое внимание исследованиям нехирургических методов лечения рака – химиотерапии и лучевой терапии. Такая однобокость привела к отставанию Центра по сложной хирургии рака. Сам Блохин считал себя большим хирургом и нетерпимо относился ко всем, кто пытался освоить области хирургии, в которых академик не успел блеснуть. Было не совсем приятно наблюдать разносы, устраиваемые Блохиным, например, доктору Итину – единственному хирургу Центра, выполнявшему сложнейшие операции по поводу рака поджелудочной железы.
У меня были основания считать Блохина довольно неважным хирургом – я изучал архивы Центра и протоколы аутопсий умерших после операций, в том числе и после операций звёздного академика.
Каждый хирург в глубинах своей души хранит в мельчайших подробностях все свои неудачи – успехи запоминаются лишь в общих чертах. Часто помним мы и имена загубленных нами пациентов… Больной Паткин поступил в наше отделение по поводу рака пищевода небольшой протяжённости. В соответствии с условиями проведения исследования он попал в группу чисто хирургического лечения, и я включил его в список операций в один из дней.
На утренних конференциях Блохин пробегал глазами длинный список запланированных операций и выдёргивал хирургов доложить того или иного больного. Понятно, что особой чести удостаивались хирурги, поставившие в список сложные операции.
Больному Паткину планировалось удаление поражённого опухолью пищевода и замещение его длинным (32 см) трубчатым стеблем, выкраиваемым из большой кривизны желудка. Такие операции выполняли в три этапа – сначала оперировали на животе для подготовки желудка к замещению пищевода, потом открывали грудную клетку для удаления поражённого опухолью пищевода и помещения в его ложе желудка, а завершали хирургическое вмешательство на шее – для соединения остатков пищевода с желудком; на всё про всё уходило до 6 часов.
Блохин выдернул меня на трибуну:
– А почему не лучевое лечение?
– Н.Н., на сегодня в мире ещё никто не доказал, что лучевой метод лучше хирургического. Мы проводим запланированное исследование по сравнению всех трёх методов – лучевого, хирургического и комбинированного лучевого-и-хирургического. Больной был рандомизирован в группу чисто хирургического лечения.
70
В 60-х годах в онкологических журналах промелькнула статья японского хирурга Накаямы о получении им 36 % пятилетней выживаемости больных раком пищевода после облучения и операции. Онкологи СССР радостно ухватились за эту статью с целью планирования своей деятельности на ближайшие пять-десять лет… Понятно, что в совковии результаты подтасовывались – а как иначе было прожить, когда в расчёт принимались только положительные результаты любого нового метода лечения?
Между тем, во-первых, никто не упоминал, что первая публикация Накаямы основывалась на наблюдениях за очень небольшой группой больных. Во-вторых, уже через два года Накаяма сообщил, что по мере накопления материала показатель пятилетней выживаемости больных уменьшился в два раза.
В-третьих, позже тот же Накаяма признался в своих таких же плохих результатах хирургического лечения рака пищевода, что и во всём мире – пятилетняя выживаемость в пределах 5–7 %.