Теперь больше говорил Жофре.
— Видишь ли, мне не так повезло, никто не оставил мне наследство. Моей страстью, как ты знаешь, всегда было море. Я любил его как капризную и непостоянную женщину. Я никогда не смогу жить вдали от рокота волн. Такова моя судьба. И вот однажды я простился с родными и друзьями и уехал в Росас, где три или четыре месяца ошивался в порту, подряжаясь грузить и разгружать корабли, прибывавшие из дальних широт. Там в конце концов и окончилось мое бродяжничество: удивительные истории, которые рассказывали моряки в портовых тавернах под бесконечные возлияния, пленили мое воображение. Однажды в порт пришел генуэзский корабль, нагруженный по самые борта, чтобы разгрузить эту громадину, потребовалось несколько дней. Сам не знаю почему — может, я понравился капитану, или просто в моей компании он мог спокойно напиваться до чертиков, потому что в первую же ночь, когда он уснул в таверне прямо за столом, я отвез его на корабль в маленькой шлюпке, которую одолжил у одного друга, в общем, и с тех пор стал его правой рукой. Нужно ли говорить, что я был на седьмом небе от счастья и с того дня начался мой роман с морем?
Марти внимательно слушал рассказ о приключениях друга.
— Не стану утомлять тебя подробным рассказом, как жил все эти годы, — продолжил тот. — Я служил на разных кораблях и побывал во всех портах Средиземноморья, от Геркулесовых Столбов до Константинополя, побывал в разных передрягах и пережил множество опасностей. И однажды я решил, что на море гораздо выгоднее быть охотником, чем жертвой, чтобы не бегать, как заяц, от всех подряд. Во время одного из последних рейсов я оказался на острове Маон, где познакомился с Хоаном Сафортесой, пиратствующим в районе Майорки и Сицилии. Судьба мне явно благоволила, и однажды Провидение выбросило мне счастливый жребий. Год спустя при нападении на пизанское судно мой капитан погиб. По обычаю моряков мы предали его тело морю, а я временно взял на себя командование, пока не вернёмся на остров. За это время мы захватили ещё два корабля, один направлялся в Бланес, а другой — в Сеуту. По странному капризу фортуны, капитан пиратского корабля имеет право забирать двойную долю добычи. Мы снова вышли в море через три месяца, и тогда я по праву стал капитаном. Этим опасным ремеслом я занимался несколько лет — пока не скопил достаточно денег, чтобы купить собственный корабль и осуществить мечту всей жизни. На паях с вдовой Хана Сафортесы, я вложил в постройку корабля. Но у женщины в ее положении, вынужденной кормить четырёх едоков — себя саму и троих детей своего старшего сына, утонувшего пять месяцев назад во время ужасного шторма, просто нет денег, чтобы внести свою долю. Из-за этого неверного шага я оказался на грани разорения, ведь если я не успею спустить корабль на воду до начала сезона, мне вообще никогда не придется на нем плавать, придется продать пай и заняться чем-нибудь другим.
Теперь Марти точно знал, что отец помогает ему даже с того света.
— Скажи, почему у корабля корпус такой странной формы?
— Впервые такой корабль я увидел в Росасе, когда разгружал мешки и ящики, и он навсегда остался в моей памяти — его капитан нанял меня грузчиком. Все годы, что я бороздил моря на разных кораблях, я видел его во сне: он стоял перед глазами, как живой. Никакие другие корабли не обладают такой грузоподъемностью, и я решил построить свой по тому же образцу.
— Говоришь, вдова хочет продать свою долю?
— У нее нет другого выхода. Оставленное мужем наследство тает, а расходы растут, мои же средства на исходе. К тому времени, когда корабль будет готов, у него уже сменится владелец.
— Жофре, а этим владельцем стану я? — спросил Марти. — Если вдова согласится продать свой пай, можешь считать меня своим новым компаньоном.
Вот так просто все и решилось. На следующий день в присутствии нотариуса, друга Баруха, они заключили сделку. Теперь друзья стали владельцами корабля, еще не получившего морского крещения. Две трети принадлежало Марти, и одна — Жофре. Тем не менее, последний все же осуществил свою мечту, ступив на палубу в роли и владельца, и капитана.
28
Барселона, осень 1052 года
«Отважная» миновала пролив и приближалась к конечной цели плавания. Перегруженный корабль еле полз, к тому же к корме привязали захваченную у налетчиков шлюпку. На другой сбежали немногие уцелевшие пираты. Моряки выбивались из сил, стараясь благополучно довести до берега пострадавший корабль. Ветер надувал паруса, весла гребцов работали вовсю, но корабль все равно едва двигался. Графиня Альмодис стояла на носу, глядя в сторону горизонта, словно ожившая статуя, ее рыжие волосы развевались на ветру.
Рамон Беренгер, граф Барселонский, беспокойно мерил шагами пляж перед воротами Регомир, не в силах сдержать нетерпение. На сторожевой башне зажгли сигнальный огонь, и это означало, «Отважная» вот-вот достигнет конечной точки плавания. На взмыленном коне прискакал гонец и протянул графу письмо в кожаном тубусе.
— Сеньор, последняя часть плана выполнена, — доложил он.
Рамон Беренгер остановился, как и его свита, нетерпеливо развернул письмо и прочел его.
В послании сообщалось, что с башни Аренис заметили «Отважную», идущую со скоростью около пяти узлов. Похоже, корабль поврежден и испытывает трудности, но все же способен двигаться. Таким образом, если ветер не переменится, он доберется до Барселоны уже на закате, к вечерне.
Рамон несколько раз пробежал глазами письмо и сказал вегеру [16] Олдериху де Пельисеру:
— Если ветер не переменится и не стихнет, к вечеру они будут в Барселоне. Действуйте по плану. Когда корабль пристанет, я хочу быть рядом с ней.
— Не забывайте, сеньор, что епископ Одо де Монкада и главный нотариус Гийем де Вальдерибес хоть и объявили о своем приезде, но еще не прибыли.
— Вы же сами понимаете, Олдерих, после всех испытаний и волнений в связи с этой авантюрой, я не желаю ни на минуту откладывать встречу с моей дамой. К тому же я подозреваю, что епископ не случайно так запаздывает. Я знаю, что не имею права вмешиваться в дела Рима, о чем мне прямо заявили, но и Рим не имеет права вмешиваться в мои дела и судить о моих поступках.
— Но ведь и главный нотариус тоже почему-то не спешит. Что вы на это скажете?
— Я приказал ему приехать, и если он посмеет ослушаться, я его в порошок сотру. Он такой же мой подданный, как и любой другой, и, даже если он сам считает иначе, он все же находится в моей власти. Так что займитесь делом.
Олдерих тут же направился к боцману — тот стоял возле графской фелюги, плавно покачивающейся на волнах у берега, ожидая распоряжений.
Это было судно длиной в тридцать шагов длиной, выкрашенное в синий и серебристый цвета и оснащённое двенадцатью парами весел. На палубе был установлен великолепный шатер из расшитого золотом бархата, вмещающий восемь человек. Внутри имелись роскошные сиденья из дамаста в цветах золота и граната — цветах графского дома Барселоны. Гребцы в подвернутых до колен синих штанах и рубахах цветов Беренгера дожидались, пока носильщики доставят сеньоров на палубу в роскошных портшезах, чтобы те не замочили ног.
Стоило им подняться на борт фелюги, как из глоток всех присутствующих вырвался радостный крик: на горизонте показался силуэт «Отважной».
Прошло немало времени, прежде чем два корабля встретились.
Когда вся компания разместилась в фелюге, гребцы подняли весла и, дружно взмахивая ими под барабан кормчего, направили фелюгу к буйкам цветов Барселонского дома, они держались на цепях с камнем на конце. Когда фелюга приблизилась к галере, там уже держали наготове железные крюки и крепко сцепили корабли между собой. Затем с галеры сбросили веревочную лестницу, чтобы рыцари могли подняться на палубу.
Забыв обо всех приличиях, Рамон Беренгер I, граф Барселонский, помчался как одержимый к ближайшей абордажной доске, не дожидаясь, пока рыцари свиты бросят ему верёвочную лестницу. Вслед за ним на «Отважную» перебрались остальные. Едва завидев графа, его рыцари, без колебаний рисковавшие жизнью по приказу своего сеньора, разразились радостными криками. Не скрывая бурной радости, эскорт графа и рыцари на «Отважной» едва не задушили друг друга в объятьях.
16
Вегерия — территориально-административная единица в средневековой Испании. Во главе вегерии стоял вегер.