— Ну да.
Она отодвинулась, осмотрела мое лицо и потянулась к сумке. Дионн вновь заговорила по-французски, Шарлотта вырезала кривыми медицинскими ножницами квадрат из марли и передала остатки подруге. Затем выбрала из коробки с лекарствами ампулу с йодом, отломила кончик и вытряхнула содержимое на ватный тампон. Приложив к ране йод, Шарлотта закрыла ее марлей, ловким привычным движением оторвала кусок пластыря, чтобы закрепить повязку, и, расправив его, снова взглянула на меня:
— Как ваше зрение?
— Иногда все расплывается.
— Не тошнит? Голова не кружится?
Я начал было кивать, но потом передумал:
— Так и есть.
Забрав тазик с окрасившейся в розовый цвет водой, Шарлотта удалилась в ванную комнату. Ко мне подошла Дионн с двумя компрессами из листьев окопника, завернутых в марлю.
— Подержите вот это. — Она приложила компресс к моей распухшей челюсти. — Теперь наклонитесь вперед. — Хозяйка закатала мне рубашку и закрепила с помощью пластыря второй — на пояснице, в месте ушиба.
На меня пахнуло чистым свежим ароматом окопника.
— Ну, что опять случилось?
Моя мать распрямилась, прилепив компресс с окопником к шишке на лбу Оуэна, и вытерла руки о фартук.
— Билли Хьюз набросился на новенького, как черт.
— Следи за языком, Оуэн, — осадила его моя мать.
— Но ты же знаешь, это так и есть, mamgu.[9]
Мать уставилась на меня, и ее взгляд говорил, что хотя она и порицает поведение внука, но согласна с ним.
Я сдержал улыбку.
— Ну и?..
— Ну, и я его остановил.
Я глянул на костяшки его пальцев — гладкие и невредимые, — затем почесал в затылке и, выдвинув стул из-под стола, сел рядом с сыном.
— Ты снова позволил ему отлупить себя.
Оуэн понурил голову:
— Не позволил.
— Но и сдачи не дал?
— Нет… — едва слышно ответил он.
Я согнулся, положив локти на колени.
— Machgen i…[10]
— Я больше других ребят, nhad.[11] Я должен быть осторожным.
— Да знаю я. Но стоило бы поставить Билли на место.
— Не хочу никому причинять боль.
Я взъерошил сыну волосы и наклонил голову, чтобы заглянуть ему в глаза. В свои шестнадцать он был уже таким взрослым и в тоже время еще совсем ребенком.
— У тебя чуткое сердце, и я горжусь тем, что ты у меня такой добрый.
Оуэн улыбнулся мне.
— Но я не хотел бы, чтобы ты пострадал от этого, — улыбнулся я в ответ.
— Все хорошо. Я не пострадал, лишь чуть-чуть поранился.
— При сотрясении лучше всего поспать, — вернул меня обратно в реальность голос Шарлотты.
— У меня нет времени. — Я потер лоб.
— Но рю Турнефор до завтра никуда не денется.
Я посмотрел на нее:
— Я ждал целых пять лет.
Мы передвигались быстро, выбирая боковые улочки.
— Еще вчера около Пантеона шли ожесточенные бои, — тихо сказала Шарлотта. — Нужно соблюдать осторожность.
— Вам необязательно было идти со мной.
Она молчала, пока мы пробирались по замусоренному бульвару. И только когда остановились, чтобы оглядеть примыкающую улицу, произнесла:
— Вы не говорите по-французски. Я вам пригожусь.
Я поймал ее за локоть. Она смыла мою кровь с руки, но ржавое пятно тай и осталось на синей материи рукава. Я невольно отметил, что мои пальцы обхватили ее локоть целиком.
— Спасибо.
Она кивнула направо:
— Нам туда.
Не выпуская ее руки, я последовал за ней. Тем временем на город уже опускались сумерки, ведь я позволил женщинам уговорить себя прилечь на несколько часов, пока примочки не сделали свое дело, а звон в голове не стих до тупой пульсации.
Шарлотта остановилась, указывая на табличку, висевшую над нами на каменной стене. Белыми буквами по синему полю было написано: «РЮ ТУРНЕФОР».
Мы оказались в конце улицы. Через пару минут, пройдя всего два квартала, подошли к дому номер двадцать семь. Я принялся колотить в дверь, не пытаясь сдержать нетерпение. Шарлотта перехватила мою руку:
— Что мне говорить, если нас спросят, почему мы здесь?
— Я ищу кое-кого, — сглотнул я. — Молодого человека. Своего сына.