— Fer à cheval.
— Fer à cheval, — прошептала матушка. — Сикст — Фер-а-Шеваль. Это название деревни. А Белая Лошадь — Le Cheval Blanc. Это гора на границе Альп Шабле.
Я сложил записку и сунул ее в карман, к потрепанному письму.
— Сколько вас здесь?
— Quelle?[62]
— Сколько? Вы, молодая монахиня. Кто еще?
— Нас только две. Я и сестра Анжелика. Остальные ушли. Я отослала их, а сама осталась с детьми и сестрой Анжеликой… — Аббатиса отвернулась. — Ей теперь некуда идти.
— Соберите все самое ценное. Остановитесь в деревне или отправитесь с нами. Но мы должны сегодня же уйти отсюда.
Мы не стали хоронить мертвых.
Шарлотта подогнала машину прямо ко входу в церковь. Они с настоятельницей вывели ребят из потайной часовни, а я забрал у покойников оружие и патроны.
Отто выскочил из темноты. Он осторожно обогнул тела, лежавшие на земле, и не отходил от меня ни на шаг, пока я загружал тайник в грузовике, припрятывая трофейный арсенал подальше от детей. Вглядываясь в темноту ночи, я зарядил три пистолета и оставил их при себе.
Покореженные ворота монастыря едва держались на петлях. Шарлотта умело вывела из строя обе машины, на которых прибыли немцы.
Из темноты лесной чащи раздавались звуки ночных существ. Я похлопал по карману, совершенно забыв, что сигареты там больше нет. Ожогу меня на предплечье мерно пульсировал.
Заслышав шаги и шепот, я обернулся и увидел Шарлотту и матушку Клеманс, которые вели детей. Глаза у тех были испуганно распахнуты, на бледных лицах застыл страх, и я выругал себя за то, что не догадался уберечь и без того натерпевшихся ребят от вида трупов.
— Rapidement maintenant, les enfants,[63] — прошептала Шарлотта, обнимая детей за плечи и подталкивая, когда они останавливались, чтобы поглазеть на мертвых немцев.
Две младшие девочки заплакали; младенец, которого несла аббатиса, запищал. Матушка переложила его на другую руку и подхватила самую младшую девочку, стараясь успокоить ее.
Мальчик, которого я брал на руки в часовне, заметив меня, оторвался от остальных и подбежал к грузовику. Сначала он приветствовал Отто, прижав лицо к узкой морде пуделя и поцеловав его. Пес ничего не имел против, он завилял хвостом и принялся вылизывать ангельское личико мальчика. Потом ребенок повернулся ко мне и вытянул навстречу ручки. Я поднял его, и он, прильнув к груди, обвил мою шею обеими ручонками. Мне вспомнился другой ребенок, которого я когда-то держал на руках, такой же малыш…
Потрепав малыша по спине, я поставил его в кузов грузовика. Вслед за ним вспрыгнул Отто. Я указал на дальний конец носилок, и оба послушались.
Потом в кузов забралась Шарлотта, и я подал ей одного за другим остальных детей. Кроме одеял, у них с собой практически ничего не было. Шарлотта разместила их на наших спальных местах.
Я потянулся к аббатисе и забрал у нее старшую девочку.
— Мы поедем с вами. Я должна доставить детей в безопасное место. — Оглянувшись, она посмотрела на церковь. — Хочу уехать подальше отсюда. — Матушка глубоко вздохнула и дотронулась до шишки на лбу. — Поможете мне принести сестру Анжелику?
— Конечно.
— Я дала ей лекарство, чтобы она заснула. Думаю, это для нее лучше всего. — Она вручила младенца Шарлотте и повернулась ко мне: — Пойдемте.
Аббатиса провела меня через церковь, затем мы вошли во флигель и поднялись по лестнице. Наконец оказались в скудно обставленной комнатке — только койка да прикроватный столик.
Юная монахиня спала, свернувшись калачиком и подперев кулачками подбородок. Ресницы у нее подрагивали во сне. Когда настоятельница подоткнула под нее одеяло, она заметалась. Я засомневался, что девушка видит мирные сны.
— Вы не знали, что ваш сын тайно вывозит детей?
Я потер затылок и честно признался:
— Нет. Они все евреи?
Настоятельница сложила в саквояж немногочисленную одежду и простыни для сестры Анжелики.
— Самый старший и самый младший — цыгане. С Гуго вы уже познакомились.
Я поднял на руки спящую девушку. Весила она невероятно мало, особенно с учетом ее положения. Голова юной монахини привалилась мне на плечо, она постанывала во сне.
— Мальчик с необычным лицом?
— Да. — Матушка Клеманс положила в саквояж Библию, лежавшую на ночном столике и двинулась в обратный путь. — Он — монголоид.
Я не понял, что это значит.
— А где их родители?
— Увезены или умерли. Подробности мне неизвестны, но это точно. Я знаю только, что ваш сын был их единственной надеждой на спасение.