— Скажите, что я хочу ей помочь. Пусть просто дышит и постарается не тужиться.
Я помогал монахине делать глубокие медленные вдохи, но все равно довольно скоро увидел ножки. Сердце мое упало.
— Дайте ее платок. — Мне в руку сунули кусок ткани. — Теперь тужься, Анжелика, осталось совсем чуть-чуть.
Она потужилась еще немного, и я смог извлечь ребенка из ее тела. Мальчик. Послед вышел за ним.
Я не хлопал младенца, чтобы он закричал. Я знал, что это бесполезно. Он был худой, полностью сформировавшийся, но слишком маленький. Хрупкий, вялый и синюшный. Я запеленал его в материнский платок. Головка его лежала на моей руке, на макушке торчал клок темных волос, мягких, как пух. У меня жгло глаза и зрение помутилось.
— Покажи мне ребенка. Почему он молчит? Пожалуйста, покажи мне его.
— Это девочка, Айлуид. — Я принял неподвижного младенца из рук своей матери. — Красавица-девочка.
— Я хочу ее видеть. — Голос моей жены осекся, и на ее лице отразилось отчаяние — она догадалась, в чем дело, еще до того, как я положил нашего ребенка ей на грудь.
Ее рыдания разрывали мне сердце.
— Я подвела тебя! — плакала она. — Подвела…
Я опустился на кровать рядом с ней и отвел назад пряди, прилипшие ко лбу.
— Нет же, cariad aur.[66] Нет же. Ни разу в жизни ты меня не подводила.
Лицо ее побелело, она схватила меня за руку.
— Что-то не так. — Айлуид охнула и схватилась за живот. — Святые угодники, как же больно! — Моя жена затрясла головой, ее глаза наполнились страхом, и она печально посмотрела на меня: — Не отпускай меня. Рис. Пожалуйста. Что-то не так…
Я моргнул и снова оказался в кузове скорой.
Голову монахини мотало из стороны в сторону на коленях аббатисы. Похлопывания по щекам и другие попытки привести ее в чувство не помогали. Лицо у нее побелело.
Дорога, вихляя, шла вверх. Мы ехали так быстро, что я не мог удержаться на месте.
— Шарлотта! — попытался я перекричать шум.
— Не сейчас!
Прошла целая вечность, прежде чем машина остановилась. Лицо сестры Анжелики из белого стало серым. Кровотечение ослабло, но я опасался, что она и так уже потеряла слишком много крови.
Я положил мертвого младенца на грудь матери и взял ее на руки. Шарлотта распахнула дверцы кузова, и я спрыгнул вниз. Увидев ребенка, она сморщилась.
— Дети пусть остаются в кузове. — Не дожидаясь ответа, я побежал к зданию больницы с криками: — Доктора! Зовите доктора!
Нас тут же окружили, и роженицу положили на каталку. Она была без сознания. Аббатиса все время находилась рядом, быстро и отрывисто давая объяснения. Одна из медсестер передала младенца санитарке, что-то сказав ей приглушенным голосом. Вскоре все они удалились по длинному коридору. Матушка Клеманс ушла вместе с ними, не выпуская обмякшей руки своей подопечной.
Я выдохнул, сначала потер лоб, а потом сдавил переносицу. Обернувшись и увидев, что санитарка еще здесь, поймал ее за локоть:
— Подождите, пожалуйста! Я сам заберу ребенка.
Слов она, возможно, и не поняла, зато поняла смысл жестов и интонации. И положила маленький сверток мне на руки.
— Je suis désolée.[67] — Санитарка заправила выпроставшийся конец платка.
До выхода из больницы я шел, с трудом передвигая ноги. Шарлотта остановила машину на другой стороне площади и махала мне от туда.
На город, уютно притулившийся в долине, падал утренний свет, солнце мягкими золотыми проблесками поднималось из-за окрестных пиков. Я шел по вымощенной булыжником площади и, проходя мимо поврежденного памятника, попал в его тень. На мгновение почувствовал холодок и вздрогнул, хотя солнце светило мне прямо в спину.
Шарлотта молча сидела за рулем. Я тяжело осел на пол кабины спиной к ней и прерывисто вздохнул: в груди у меня клокотало.
— Я не мог позволить им выбросить его, как мусор. — Голос мой звучал безжизненно.
Прижимая мертвого младенца к себе, я свободной рукой потер лицо. Шарлотта прикоснулась к моему плечу:
— Мы найдем для него достойное место.
Я похоронил младенца на кладбище на окраине Клюза. Одолжив у смотрителя лопату, вырыл могилку в тихом дальнем углу, под сенью деревьев. Шарлотта уложила маленького покойника в круглую коробку из-под сыра, которую мы прихватили с фермы в Бальм-ле-Гротт, и осторожно опустила в землю.
Вокруг были семейные захоронения, за кладбищем наблюдали горные пики. Рядом, за железной оградкой, упрямо продолжали цвести несколько альпийских цветочков.