Добрый малый услужливо и насмешливо добавляет:
— В Генуе, Венеции, Болонье…
Он лучше вас знает названия городов. Не он ли целый месяц изучал их по карте?
Словом, дав вам немного поплутать и запутаться до того, что вы вообще пожалеете о своем путешествии, он отводит глаза, чтобы вы не прочли загоревшегося в них торжества, и с невинным видом спрашивает:
— А Дзинга?
Молчите, несчастный! Но поздно: вы уже попали в западню, переспросив:
— Дзинга?
— Ну да, Дзинга, что за Казабоной, между Кротоне и Корильяно. Дзинга, Дзинга?!
Если ваша злополучная звезда и в самом деле завела вас в эту Дзингу, ни в коем случае не признавайтесь в этом. Вас припрут к стенке, заставят сознаться, что вы никогда не были ни на развалинах греческого театра, ни в римском цирке, ни, наконец, в доме, где родился Тартемпиони такой-то.
— Вы, конечно, даже не читали его произведений…
Он-то, бедняга, вынужден был приняться за них, так как под рукой другого чтения не было.
А вообще я совершенно напрасно говорю вам все это. Такого человека ничто не остановит. Он будет описывать улицы, мостовые, поля, цветущие или безжизненные (в зависимости от его настроения), небо, горизонт; или заговорит о спагетти и хлебе без соли, перечислит меню своих обедов от первого до последнего, расскажет о туалетах женщин, об обстановке в домах. Обо всем. И в конце концов скажет:
— Если вы когда-либо еще поедете в Италию, непременно побывайте в Дзинге. Это типично, необычно, уникально, шедеврально.
Однако не стройте иллюзий. Это еще не конец. Это лишь хитрый, обходный маневр, за которым последует новая атака: ведь он никогда, ни за что на свете не простит вам вашего интересного путешествия, вашего восторга от шедевров искусства и того, что вам удалось открыть для себя народ и страну.
Вот ему-то, опасному, мстительному, нетерпимому к чужим мнениям путешественнику, и посвящено мое предисловие.
Я довожу до его сведения, что мы отправились втроем: моя жена Лилла, я и Пафнутий — автомобиль марки «Дофин». Мы назвали машину Пафнутием, чтобы досадить ему, этому человеку из Дзинги, так как были уверены, что ему известны все святые, кроме Пафнутия. (Впрочем, мы немного схитрили: Пафнутий не святой, а всего лишь присноблаженный.) Обратно мы прибыли все трое в отличном состоянии, проехав 12 тысяч километров и многим обогатившись за те четыре месяца, когда нам то и дело приходилось встречаться с людьми, чьи заботы и чаяния не похожи на наши. Многих мы полюбили, некоторые вызывали в нас отвращение, совсем так же, как это бывает и у нас на родине. Наши глаза были широко раскрыты, наш слух насторожен. Мы смотрели, слушали, старались понять. Всего мы не увидели. И услышали не все. В книге мы расскажем лишь о том, что п.о.к.а.з.а.л.о.с. ь нам понятным, когда мы увидели, как живут итальянцы.
Трудно охарактеризовать народ несколькими слонами. Но если прожить в стране какое-то время и терпеливо изучать этот народ, вам откроются некоторые главные его черты, особенно если вы будете исходить из общепризнанных положений, ставших аксиомами.
Вот они:
Итальянец ленив.
Во всем мире итальянцев охотно используют как превосходных работников.
Итальянец вор, особенно на юге.
За четыре месяца итальянцы не украли у нас и булавки.
Итальянец фанфарон.
Итальянец тихоня.
Итальянки изумительно красивы.
У итальянок волосатые ноги.
У итальянцев тяжелая кухня.
У итальянцев божественная кухня.
Итальянцы невежественны.
Каждый третий итальянец dottore[1] чего-нибудь.
Итальянец попрошайка.
Итальянец обладает исключительным чувством собственного достоинства.
Итальянец трус.
Итальянец умеет смотреть смерти в глаза.
Итальянец лишен чувства юмора.
Итальянец самый веселый человек на свете.
Итальянец живет своим прошлым.
Итальянец с ошеломляющей быстротой стремится в будущее.
Итальянец такой.
Итальянец сякой.
В Италии 48 миллионов итальянцев.
Что же касается Дзинги за Казабоной, то мы проехали мимо нее. Что делать, посетим ее в другой раз.
Как это ни парадоксально, но мне хочется, чтобы желчный путешественник, описанный в нашем предисловии, оказался единственным его читателем. Остальные пусть сразу приступают к первой главе. Они будут совершенно правы, потому что эта книга в отличие от ее предисловия предназначена всем, кто любит людей.
Она посвящена всем выдающимся и рядовым людям, официальным лицам и простым гражданам, которые так горячо нас встречали, так братски принимали. Мне не хватит слов, чтобы поблагодарить всех их за любезность и отзывчивость.