Виктория уперлась подбородком в его грудь и прошептала:
— Знаешь, глупо, но я не могу не думать, что год назад… ты хотел умереть. Из-за меня.
Сев на постели, потрясенный, он пытался осмыслить слова Виктории.
«Год назад? Мой день рождения? Так мы живы? Почему я не помню этот год?»
Его рассудок пошатнулся под натиском безумных вопросов, обрывочных мыслей, абсурдных ответов и предположений.
Несуразность ситуации стала невыносимой, и он поднялся. Нервно потер затылок, силясь принять решение.
Было слышно, как Виктория напевает под душем «Гимн любви».[1]
Жереми оглядел комнату — светлая, в бело-кремовых тонах, в современном стиле, довольно холодная, но кое-какие вещи оживляли ее. Некоторые он узнал. Клубное кресло, которое ему подарили родители, лампа с красным абажуром, купленная у молодого дизайнера, две яркие подушки.
Он подошел к окну и раздвинул плотные занавеси. Луч света упал на кровать, в нем заплясали пылинки. За окном шла обычная жизнь, прохожие, машины, уличные шумы.
Он снова осмотрел комнату, освещенную теперь дневным светом, и заметил настенный электронный календарь. На нем был снимок Эс-Сувейры, его родного города. Белые и голубые дома, согнувшиеся под ветром деревья. Он подошел ближе, чтобы прочесть светящуюся дату: 8 мая 2002 года.
8 мая 2001 года он покончил с собой.
Жереми сел в кресло, не сводя изумленных глаз с календаря.
Чтобы не поддаться накатывающему безумию, он заставил себя успокоиться. Надо было подумать и рассмотреть все возможные гипотезы. Если он умер, то, может быть, попал в рай, где каждый день — день его рождения. Или это ад, и он обречен вечно переживать один и тот же сон, всегда в один и тот же день. А если он жив — значит, самоубийство не удалось и он потерял память. Целый год выпал из жизни.
В дверях ванной появилась Виктория в белом купальном халате, с замотанными полотенцем волосами, розовощекая, улыбающаяся. Любовь всей его жизни была рядом с ним.
— Что ты смотришь на календарь? Проверяешь дату? Ну да, сегодня твой день рождения! Почему, ты думаешь, я на тебя набросилась с утра? Это тебе подарок! — пошутила она. Потом, вглядевшись в серьезное лицо Жереми, нахмурилась: — Да что с тобой сегодня? Почему ты дуешься? Ты с утра какой-то странный.
Не зная, что и думать, он решился задать ей вопрос:
— Я…
Он заговорил впервые после пробуждения, и собственный голос удивил его.
Он осекся, вслушиваясь в звучавший почти уверенно басок.
— Да?
Она заинтригованно склонила голову.
Что он мог ей сказать? Если все это лишь иллюзия, к чему признаваться ей в своем смятении?
Но молчать он больше не мог.
— Я забыл…
— Ты забыл? Что, сердце мое? Свой день рождения? — пошутила она, на сей раз без улыбки.
Он был так серьезен, так напряжен.
— Что ты забыл, любимый? — повторила она.
— Я все забыл, — выдавил он из себя, удивленный и восхищенный нежностью Виктории. — Я ничего не помню. Эта квартира мне незнакома. Я не помню, что было вчера, позавчера, месяц назад.
Виктория озадаченно взглянула на него и пожала плечами. Она села на диван и принялась сушить волосы полотенцем.
— Виктория. — Он затрепетал, произнеся ее имя. — У меня амнезия… кажется.
— Ну брось, хватит! Эти твои сомнительные шуточки!
Она продолжала энергично вытирать свои длинные волосы, наклонив голову.
«Как ей сказать? А нужно ли? В конце концов, каков бы ни был мир, в котором я живу, настоящее и будущее, если они у меня есть, прекрасны, раз она со мной! Так что мне до прошлого? Двенадцать месяцев — что это такое в сравнении с вечностью?»
И все же Жереми знал, что не сможет быть самим собой, если не обретет память об этих двенадцати месяцах. Он решил предпринять последнюю попытку.
— Мне правда что-то нехорошо. Голова болит. И…
При этих словах Виктория подняла голову и посмотрела на него снисходительно:
— Это, наверное, после вчерашнего. Ты столько выпил, ничего удивительного!
Жереми вздрогнул.
«После вчерашнего? Много выпил? Я же терпеть не могу спиртное. Но почему бы нет? Да! Я праздновал свой день рождения и так напился, что забыл целый год».
Гипотеза была смелая, но правдоподобная и вполне утешительная.
«В таком случае я, конечно, жив! И когда пройдет похмелье, память вернется!»
— А что было вчера? — спросил он, радуясь этой мысли.
— Ну ты был хорош! Ты правда не помнишь? — спросила она насмешливо.