Пауэр опять улыбнулся.
— Вот что в нем интересно: вы сможете сами назвать сумму своего гонорара.
Маленький человечек посмотрел на большого человека и мягко сказал:
— Значит, вы так сильно жаждете получить это произведение искусства? Нет, конечно!
— Скажем так: я, как и вы, не признаю поражений.
Эркюль Пуаро кивнул:
— Да, если выразить это так, — я понимаю…
— Кубок Вератрино? — заинтересованно спросил инспектор Уэгстафф. — Да, я все помню об этом деле. Я вел его с нашей стороны. Я немного говорю по-итальянски, знаете ли, поэтому поехал туда и обсудил с его «макаронниками». Кубок так и не нашелся по сей день. Это странно.
— Чем вы это объясняете? Продан в частные руки?
Уэгстафф покачал головой:
— Сомневаюсь. Конечно, есть слабая вероятность… Нет, мое объяснение намного проще. Он спрятан, и единственный человек, который знал о его местонахождении, умер.
— Вы имеете в виду Кейси?
— Да. Возможно, он спрятал кубок где-то в Италии, или же ему удалось контрабандой вывезти его из страны. В любом случае кубок до сих пор лежит там, где Кейси его спрятал.
Эркюль Пуаро вздохнул:
— Это романтичная теория. Жемчужины, засунутые в гипсовые отливки, — как назывался этот рассказ? «Бюст Наполеона»[2], не так ли? Но в нашем случае речь идет не о драгоценных камнях — это большая, массивная золотая чаша. Не так-то легко ее спрятать.
Уэгстафф неуверенно ответил:
— О, я не знаю. Полагаю, это можно сделать. Под доской в полу, что-то в этом роде…
— У Кейси есть собственный дом?
— Да, в Ливерпуле. — Он ухмыльнулся: — Там под полом ее не было. В этом мы удостоверились.
— А что насчет его домашних?
— Жена Кейси была порядочной женщиной, больной туберкулезом. Образ жизни мужа до смерти тревожил ее. Она была религиозна, ревностная католичка, но не могла решиться бросить его. Умерла пару лет назад. Дочь пошла в нее — стала монахиней. Сын был другим — яблоко от яблони упало далеко… В последний раз, когда я о нем слышал, он отбывал срок в Америке.
Эркюль Пуаро записал в своем маленьком блокноте: «Америка». И спросил:
— Сын Кейси не мог знать местонахождение этого тайника?
— Я не думаю. Кубок уже перешел бы в руки скупщиков краденого.
— Его могли переплавить.
— Могли. Это вполне возможно, должен признать. Но я не думаю… Самую большую ценность он имеет для коллекционеров, а в среде коллекционеров бывает так много подозрительных сделок, вы бы удивились!.. Иногда, — добродетельно произнес Уэгстафф, — мне кажется, что у них совсем нет моральных устоев.
— Вот как! Вас бы удивило, если б сэр Рубен Розенталь, например, был замешан в том, что вы назвали «подозрительной сделкой»?
Уэгстафф усмехнулся:
— Я бы не удивился. Он не слишком щепетилен, когда дело касается произведений искусства.
— А как насчет других членов банды?
— И Риковетти, и Дюбле получили суровые приговоры. Полагаю, они сейчас должны выйти на свободу.
— Дюбле француз, не так ли?
— Да, он был мозгом банды.
— Были и другие члены банды?
— Там была девушка — ее обычно звали Рыжей Кейт. Устраивалась горничной к какой-нибудь даме и выясняла все о потенциальной добыче — где что хранится и так далее. Она уехала в Австралию, я думаю, после того, как банда распалась.
— Есть еще кто-нибудь?
— Одного парня по имени Югуян подозревали, что он их сообщник. Он дилер. Его штаб-квартира находится в Стамбуле, но у него есть магазин в Париже. Против него не удалось собрать улик, но он скользкий тип.
Пуаро вздохнул и глянул в свой маленький блокнотик. В нем было записано: Америка, Австралия, Италия, Франция, Турция…
— «Весь шар земной готов я облететь…»[3]
— Простите? — не понял инспектор Уэгстафф.
— Я понял, — сказал Эркюль Пуаро, — что, по-видимому, придется совершить кругосветное путешествие.
У Пуаро вошло в привычку обсуждать расследование своих дел со своим способным камердинером Джорджем. Это означало, что Эркюль Пуаро отпускал некоторые замечания, на которые Джордж отвечал с той житейской мудростью, которую он приобрел во время службы лакеем.
— Если б у тебя возникла необходимость, Джордж, — спросил Пуаро, — вести расследование в пяти разных частях света, как бы ты к этому приступил?
— Ну, сэр, путешествие по воздуху очень быстрое, хотя некоторые говорят, что оно вредит желудку. Я ничего об этом не знаю.
— Хотелось бы знать, — сказал Эркюль Пуаро, — что бы сделал в данном случае Геракл?