По крайней мере, я жив; но ни один из этих типов не мог теперь сказать мне, кто натравил их на меня. Это была третья попытка разделаться со мной, и она должна была закончиться удачей. Ведь в третий раз чары действуют безотказно.
Это начинало меня раздражать.
Шатаясь, я поднялся и почувствовал острую боль. Первая пуля, которая меня задела, проделала бороздку в моей щеке. Ну, бриться она мне не помешает. Я вытащил у Маленького из кармана присвоенный им мой пистолет и быстро покинул поле боя.
Я проехал в своем закрытом кэдди четыре квартала, гоня в хвост и в гриву все сто пятьдесят его лошадиных сил, когда услышал резко возрастающий вой полицейских сирен и сообразил, что на брошенном мной автомате 45 мои пальцы оставили множество следов. А ну его к дьяволу. Сейчас я не могу позволить себе встречу с полицией. Я чувствовал, как мной овладевает бешенство, хотя и не знал еще, против кого оно направлено.
Я подъехал к стоянке у клуба Ланэй на Уилшир-стрит. В клубе, над стаканом мартини, я думал о Вельме и Филлсоне, о миссис Лоринг и о Нэнси, и о живой маленькой танцовщице в бюстгальтере из ничего. О больших, целомудренных, невинных глазах Нэнси, — чистых («Нет, нет, тысячу раз нет!») ее глазах. И провоцирующих, призывающих, угрюмых губах. Я потратил один никель[26] и позвонил ей тут же, из клуба.
— Алло. — Голос у нее был мелодичный, как музыка.
— Нэнси?
— Угу. Кто это? Большой блондин?
— Ага. Шелл. Помните? Я сказал, что позвоню.
— Конечно. Я на это надеялась.
— Послушайте, — сказал я. — Мне бы хотелось еще кое о чем поговорить с вами. Не поздно?
— Никогда не поздно, Шелл. Вы сейчас где?
— Клуб Ланэй на Уилшир. Через несколько минут я за вами заеду.
— Пустяки, Шелл. Это же совсем рядом. Я сама приеду. Закажите мне двойную порцию виски.
— Ого?
Она весело рассмеялась.
— Я пошутила. Хотя, можете заказать для меня «сайдкар»[27].
Она не теряла времени. Не успел официант принести сайдкар для нее и бурбон для меня, как она явилась. Она была уже не в юбке и свитере, как раньше, и вид у нее был, — просто загляденье. На ней было черное платье с открытыми плечами.
Чем оно держалось на ней, было очевидно, и то, на чем оно держалось, тоже было очевидно. Ее вид вызвал во мне восхищение.
Она скользнула в кресло рядом с моим и сказала:
— Уберите глаза туда, где им положено быть.
Посмеиваясь, я смотрел на нее.
— Вам ли говорить мне, где им положено быть? Когда вы в таком платье? Вы хорошо смотритесь, Нэнси.
— Благодарю вас, сэр.
После легкой перепалки я перешел к главному.
— Послушайте, Нэнси, дела принимают серьезный оборот. Началась «горячая» война.
Большие невинные глаза раскрылись еще шире.
— В вас кто-то стрелял?
— Пока еще не очень успешно. Но, чем черт не шутит? Может, вы знаете что-то такое, что облегчит мою задачу. Поможет мне.
— Если смогу, Шелл.
— Подумайте, не было ли кого-нибудь или чего-нибудь, что портило жизнь вашему отчиму?
Она отрицательно тряхнула головой, так что рыжие волосы взметнулись вокруг ее лица.
Я сказал:
— Я слишком далеко зашел, чтобы идти на попятный, даже если бы хотел. Но я не хочу. Лоринга убили, когда он был у меня в конторе. Как раз перед этим он сказал что-то о шантаже. Вам это ничего не говорит?
Она снова покачала головой.
— Мне очень жаль, Шелл. Фактически, я с ним почти не общалась.
— В самом деле? Ну, тогда скажите, — если вы не против, — почему ваша мать наняла частного сыщика следить за ним?
Нэнси отпила из стакана и медленно сказала:
— Мама хотела развестись с Джоном. По-настоящему, он был просто паразит. Он и женился на маме из-за ее денег. У него совсем не было денег, — ну, может быть, несколько тысяч долларов, которые он выудил у мамы же под разными предлогами.
Только, я думаю, он все это истратил, а она последнее время отказывалась финансировать его так называемые предприятия. Он не хотел по-доброму дать ей развод; говорил, что будет бороться до конца, грозился даже собрать против нее факты и добиться алиментов. — Она сжала губы. — Алиментов — от нее! Можете себе представить? Вот Эллис этим и занимался — поисками оснований для развода. Чтобы он не мог вывернуться. У мамы ведь масса времени и денег, так что она объяснила Эллису, что ей нужно, и предоставила ему действовать. Она бы не сделала ничего нечестного. Она только хотела уличить Джона в чем-нибудь, что он действительно сделал.