Стремление всенепременно подбирать предметы воедино есть занятие невежд. Гораздо лучше, если они разрозненны.
Мы не задумываемся над тем, что такое миг, но если миг за мигом проходит, не останавливаясь, вдруг наступает и срок, когда кончается жизнь. Поэтому праведный муж не должен скорбеть о грядущих в далеком будущем днях и лунах. Жалеть следует лишь о том, что текущий миг пролетает впустую.
Ежедневно мы теряем – и не можем не терять – много времени на еду, удобства, сон, разговоры и ходьбу. А в те немногие минуты, что остаются свободными, мы теряем время, делая бесполезные вещи, говоря о чем-то бесполезном и размышляя о бесполезных предметах; это – самая большая глупость, ибо так уходят дни, текут месяцы и проходит вся жизнь.
Если человек, которому перевалило за сорок, иногда развратничает украдкой, ничего с ним не поделаешь. Но болтать обо всем, ради потехи разглагольствовать о делах, что бывают между мужчиной и женщиной, ему не подобает. Это отвратительно.
Говорят ведь, что тяга ко всему редкостному, стремление противоречить есть несомненный признак людей ограниченных.
Искусства, в которых мастерство пе достигнуто и к пятидесяти годам, следует оставить.
Много есть в мире непонятного. Непонятны, например, причины, по которым находят интерес в том, чтобы по любому поводу первым делом выставлять сакэ [23] и принуждать напиваться им.
Хотя сакэ и называют главным из ста лекарств, все недуги проистекают от него.
Ведь проповедовал же Будда, что «тот, кто, взяв вино, поит другого человека, в течение пятисот перерождений родится безруким существом».
Но, несмотря на то что мы считаем вино таким противным, бывают случаи, когда и самим нам трудно от пего отказаться.
Человек – душа вселенной. Вселенная не имеет пределов. Отчего же должны быть отличны от нее свойства человека? Когда ты великодушен и не ограничен пределами, твоим чувствам не мешают ни радость, ни печаль, и люди тебе не причиняют вреда.
Когда мне было восемь лет, я спросил отца:
– А что такое Будда?
– Буддами становятся люди, – ответил отец.
– А как они делаются буддами?
– Становятся благодаря учению Будды, – ответил отец. И снова я спрашиваю:
– А того Будду, который обучал будд, кто обучал?
– Он тоже стал Буддой благодаря учению прежнего Будды, – опять ответил отец.
Я снова спросил:
– А вот самый первый Будда, который начал всех обучать,- как он стал Буддой?
И тогда отец рассмеялся:
– Ну, этот либо с неба свалился, либо из земли выскочил. Потом отец потешался, рассказывая об этом всем:
– До того привяжется, что и ответить не можешь.
Известной витиеватостью мысли характеризуется вся японская поэзия. Такая характеристика в наибольшей степени относится к поэзии феодальной эпохи. Между тем именно эта поэзия впервые наиболее глубоко отразила многие затененные уголки японского национального характера. Дело, вероятнее всего, в том, что в те далекие времена душевное содержание и поведение японца во многом были идентичными. Поэты того времени, наблюдая за жизненными перипетиями людей, могли довольно адекватно изображать их внутренние переживания, что стало трудно делать в эпоху капитализма, когда люди столкнулись с необходимостью хитрить и изворачиваться. Вот как в прошлом поэзия отражала мироощущения японцев [98].
Минамото Санэтомо (1192-1219)
Песня о сердце в глубине сердца
Где боги живут?
Где обитают будды?
Ищите их
Только в глубине сердца
Любого из смертных людей.
Песня о «пути» жизни
Этот мир земной -
Отраженное в зеркале
Марево теней.
Есть, но то скажешь, что есть.
Нет, но не скажешь, что нет.
Думы о людях, впавших в нищету
Так создан наш мир.
Ты есть, и достаток еcть
Какой ни на есть.
А нет ничего – значит, нет,
Cвой век протянешь – ни с чем.
Размышляя о своей греховности:
Только искры одни
Переполнили бездну неба…
Пламенеющий ад -
Нет для грешных другой дороги,