Наконец он поворачивается к тебе и разводит руками.
— Компьютеры, мать их за ногу. При таких темпах они мир не завоюют. Эта чертова контора — «Ситибэнк» — в воскресенье утром не может соединиться со Стейтен-Айлендом. Нет связи! Ладно, давай, попытай счастья.
Эта неогорилла носит значок с надписью: Я НЕ ТАК ПЬЯН, КАК ТЫ ДУМАЕШЬ.
Ты отнюдь не уверен, что твой полуночный соратник по банковским операциям в состоянии работать с компьютером, но все же лелеешь надежду, что тебе-то наличные перепадут. Подходишь к автомату и читаешь надпись на экране, машина приветствует тебя по-испански и по-английски и спрашивает, на каком языке ты предпочитаешь с ней общаться. Решаешь, что лучше все-таки по-английски. Нажимаешь кнопку. Однако ничего не происходит. Ты жмешь еще раз, потом, потеряв терпение, давишь на все кнопки сразу, но экран продолжает высвечивать то же теплое приветствие. Ты не из тех, кто лупит по машине кулаком, если она барахлит. Но сейчас ты с удовольствием разбил бы бестолковый экран вдребезги. Яростно давишь на все кнопки и наконец, нецензурно выразившись, даешь машине хорошего пинка. Ты ненавидишь банки. Ты ненавидишь компьютеры. Ты ненавидишь этих идиотов там, на улице.
С последней пятеркой в кармане ты хватаешь такси. Пока едешь, тебе становится немного лучше.
Когда подъезжаешь к «Одеону», навстречу тебе выходит Тэд со своим приятелем Джимми Кью из Мемфиса. К счастью, у Джимми есть лимузин. Вы забираетесь туда. Джимми называет водителю адрес. «Кадди» плывет по центральным улицам. Лишь мелькание огней за окном говорит о том, что вы едете, а не стоите на месте. Некоторые из них окружены дымчатым сиянием, другие же рассыпают в темноту снопы искр.
Машина останавливается перед каким-то складским помещением. Ты слышишь, как там гудит вечеринка — словно вертолет, зависший над тихой улицей. Тебе не терпится туда подняться. Ожидая лифта, барабанишь пальцами по дверному косяку.
— Успокойся,— говорит Тэд.— Ты что-то уж слишком на взводе.
Спрашиваешь, кто устроил вечеринку. Тэд называет какое-то имя.
По его словам, это наследник огромного состояния. Его папаша разбогател на ресторанах самообслуживания.
Дверь лифта открывается, и вы попадаете прямо в помещение склада, которое по размерам не уступает какому-нибудь штату на Среднем Западе и населено столь же плотно. По трем сторонам — окна, на четвертой — зеркала. В глубине — бар и буфет. Танцевальный зал внизу, в другом конце, где-то около Нью-Джерси.
У бара Тэд представляет тебя женщине по имени Стиви. На ней изящное черное платье с фестонами на подоле. Она очень высокая. Длинные светлые волосы, вокруг шеи смятый белый шелковый платок. Стиви спрашивает:
— Вы танцуете?
— Конечно.
Берешь Стиви за руку, вы направляетесь к танцевальной площадке и вливаетесь в круговерть танцующих пар. Элвис Костелло64 рекомендует бодриться, когда вам совсем не до этого. Между тактами Стиви выделывает замысловатые фигуры. Ты тоже не отстаешь и исполняешь свой фирменный номер — «нью-йоркскую карусель». Музыка гремит. Кажется, она вламывается тебе в черепную коробку, сползает по позвоночнику, наполняет собой твои кости и вытекает наружу через кончики пальцев.
Стиви кладет руки тебе на плечи и целует тебя. Она говорит, что ей нужно пойти в пур ле дам, а ты направляешься к бару за выпивкой.
Тэд ждет тебя.
— Ну как наш общий друг?
— Какой еще друг?
— Твоя якобы почившая, но не совсем еще забытая жена.
Поднимаешь глаза от бутылок и оглядываешься вокруг.
— Аманда?
— Конечно. Чтобы увидеть ее, ты, помнится, ездил в «Блумингдейлз»65 не меньше тысячи раз.
— Где она?
Тэд указывает рукой в сторону лифта. Там собралось несколько человек; среди них — Аманда. Сейчас она от тебя не дальше чем в двадцати футах. Стоит, повернувшись к тебе в профиль. Поначалу ты думаешь, что это не она, а просто какая-то очень похожая на нее женщина, но вот она подносит руку к плечу и начинает теребить пальцами прядь волос. Ее агентша, бывало, говорила, что так она испортит себе волосы. Сомнения нет.
Не сейчас, думаешь ты.
На ней брюки в обтяжку и вызывающая серебристая куртка. Рядом — здоровенный, явно южного типа амбал в белой шелковой рубашке. Он держит себя хозяином. Ты видишь, как он слушает ее, и улыбается, потом щиплет ее за зад. Au contraire66, Пьер. Большие расхождения на сексуальной почве.