– Говоришь, зверья много? – переспросил Осмомысл, лукаво щуря свои глубоко посаженные глаза цвета речного ила. – А хоромы там у тебя как, добры ли, просторны?
– На всех места хватит, княже. Так поедем?
– Поедем, боярин. Уважу тебя.
…Соловый[13] иноходец под седлом вышагивал важно, степенно, выбрасывал вперёд длинные ноги, иногда мотал светлой гривой, отгоняя назойливых мух.
Намедни[14] Ярослав самолично вычистил и помыл своего любимца. Добрый конь чуял руку хозяина, шёл спокойно, твёрдо. На голове у него красовался пышный султан из белых перьев.
Лицо галицкого князя загорело под августовским солнцем, русые волосы, спускающиеся на чело и на затылок из-под войлочной шапки, выгорели, посветлели, равно как и долгая узкая борода, придававшая Ярославу вид скорее учёного мужа, нежели правителя.
По правую руку от него скакал боярин Чагр, по левую – Шварн Милятич, чуть позади держался Зеремей Глебович. За ними следом растянулся отряд молодшей дружины[15]. Здесь же ехали и боярские родичи и слуги. На крытых рядном возах везли добро и доспехи.
Лёгкое алое корзно[16] струилось за плечами Ярослава, жемчужная застёжка, фибула[17], сверкала на плече, рукава синего кафтана, шитого из лунского[18] сукна, перехватывали обручи. Бояре тоже были одеты в богатые одежды – на каждом был плащ-мятелия, на выях[19] блестели золотые и серебряные гривны[20].
По приглашению Чагра держали они путь на берега стекающей с Горбов быстрой речки Ломницы. На самом крутом яру над рекой находились двухъярусные Чагровы хоромы, а окрест[21] обнесённого высоченным тыном двора простирались по обоим берегам пенистой речки обширные охотничьи угодья. В хоромах решено было на короткое время остановиться и поутру заняться ловитвою. Хоть ненадолго, но хотел Осмомысл отвлечься от державных хлопот.
А хлопоты предстояли немалые. Едва вздохнул князь облегчённо, сведав о гибели Берладника, как смуты охватили соседнюю с Галичиной землю угров[22].
На исходе мая в Эстергоме[23] в королевской резиденции в одночасье внезапно скончался прежний лютый враг Ярославова отца, а в последние годы его союзник, король Геза. Власть в Венгрии взял совет из «лучших и достойных лиц», во главе которых встали вдовая королева Фружина и епископ Лука. На престол был возведён один из сыновей покойного, пятнадцатилетний Иштван. Этому воспротивился брат умершего Гезы, Владислав, до недавнего времени – правитель Боснии. В угорские свары тотчас вмешался ромейский базилевс[24] Мануил, решивший поддержать Владислава в борьбе за трон. Угорская знать раскололась надвое, в ряде городов вспыхнул мятеж против Иштвана и его матери.
Как следовало сейчас поступить ему, Ярославу? Недавно он разорвал былое соглашение отца с империей ромеев, в котором покойный князь Владимирко признавал себя вассалом Мануила. И теперь приходилось кусать уста и мучительно размышлять: а не поспешил ли он? Но разве мог он предвидеть столь неожиданный поворот событий?!
В одном был Осмомысл уверен – в прочности своего союза с Волынью. Тамошний владетель, князь Мстислав Изяславич, его братья и родичи непременно помогут ему ратью, если только Мануил и Владислав осмелятся… Но об этом пока не было и речи. Слишком тугой узел противостояний завязывался в Эстергоме, в самом центре Европы. Он, Ярослав, не торопился, старался взвесить все «за» и «против». И он не решил покуда, чью принять сторону.
…Из-за поворота дороги вынырнули просторные хоромы. На широком увале раскинулся двор с приземистыми мазанками челяди[25], с псарней и конюшней, с одноглавой часовенкой, сложенной из белого галицкого камня.
Угорский иноходец величественно вплыл в ворота. Тотчас обступила вершников[26] толпа челяди. Князю кланялись до земли, помогли сойти с коня, проводили к терему. Ярослав приветливо кивнул сыновьям хозяина, Матфею и Луке, узнал племянника Чагра Акиндина, скромно стоящего в стороне от ворот, знаком поманил его к себе, сказал:
– Ну вот, друже. Просился ты на службу, и настал наконец-то, пробил твой час.
Оглядевшись по сторонам и убедившись, что никто их не слышит, князь добавил вполголоса:
– После ловов приходи. Будет к тебе одно дело хитрое.
Смуглое лицо молодого половчанина просияло, он слёзно благодарил князя и кланялся ему в пояс.
20
Гривна – здесь: драгоценный обруч, который носили на шее. Этот обруч дал название денежной и весовой единицам Киевской Руси.