Або усмехнулся и смолчал.
– Что ж, буду говорить более прямо и откровенно. Ответь мне, достойный воевода. Кто водил рукой юного короля, когда писалась давешняя грамота? Вдовая королева Фружина? Архиепископ Лука? Или, может, бан Белуш?
– К сожалению, бан Белуш погиб. Его убили изменники, прихвостни императора Мануила, – со скорбным вздохом ответил старый воевода. – Удивлён, что ты не ведаешь об этом горестном событии.
– Увы, воевода! – Ярослав развёл руками. – Вести не всегда преодолевают вершины Горбов.
Ему становилось ясно, что опытный, искушённый в делах Дьёрдь Або не желает раскрывать тайны эстергомского двора.
«Пошлю к уграм Избигнева. Надо, чтоб проведал… Он сможет. Тем паче, что бывал у них. Знает их молвь», – решил Ярослав.
– Ну, ладно. Прожитого не воротить. Выходит, король ваш мира со мной ищет. Мир – то добро. Я тоже с ним ратиться желания не имею. Ответь, воевода, у короля вашего невеста есть?
– Нет пока. А что? – Вопрос последний, видно было, застал Або врасплох.
– Да подрастает у меня невеста. Десять лет. Дитё ещё, конечно, младше Иштвана твоего, но обручить вполне можно. А подрастёт немного, и скрепим союз наш этим браком. Вот и передай королеве Фружине, или кто там у вас верховодит, о предложении моём. Мол, польщён князь Ярослав вниманьем к себе и жаждет мир с вами упрочить. Понял, воевода? – Осмомысл лукаво подмигнул несколько смущённому угру.
Або пробормотал после некоторого молчания:
– Думаю, твоя мысль будет приятна королю.
На том князь и воевода и расстались, довольные друг другом. Избигнев получил повеление вместе с Або отъехать в Пешт, где сейчас обретался королевский двор. Отпустив обоих, Ярослав остался в покое один. Он думал о маленькой Фросе, и становилось ему страшно. Что ж это он делает?! Он, любящий отец! Он хочет устроить выгодный брак и обеспечить будущее дочери? Да, так. Но ведь Фрося ещё столь мала! И полюбит ли она короля угров? А если нет, если станут они жить так же, как и он с Ольгой?!
Нескончаемой цепью выстраивались перед Ярославом вопросы. Искать ответы на них было негде. Словно стена высокая возникла на его пути, и куда бы он ни пошёл, всякий раз упирался в эту стену. В конце концов он нехотя поднялся и направился через тёмный охраняемый стражей переход в хоромы Ольги.
Час был вечерний, и Ольга уже отдыхала после обильного ужина. Лениво зевая, она села на широкую постель, отбросив в сторону одеяло. Ярослав устроился напротив неё на лавке, исподлобья глянул на её густые спутавшиеся волосы, на грузное тело, на тяжко вздымающуюся в такт дыханию грудь.
Давно уже живут они врозь. В прошлом остались жаркие ночи, поцелуи и совокупления. Ярославу доносили, что завела княгиня себе молодого любовника, но почему-то ему было всё равно, навет это или правда. Анастасия царила в сердце Осмомысла, царила нераздельно и неотступно. Он знал, Настя – это его судьба, его жизнь, его будущее. А Ольга – прошлое, осколок былых страстей, былых, старых союзов.
– Чего тебе? Почто пришёл? – В словах княгини чувствовалось удивление. – Али соскучился?
– Речь о нашей дочери, – пояснил Ярослав. – Принимал давеча угорского посланца. Король угров предлагает мир и союз. Нынче снова имел беседу с послом. С глазу на глаз баили. И мысль есть обручить Ефросинью с королём Иштваном. Вот и пришёл вопросить, что ты об этом думаешь?
Ольга передёрнула плечами. Вздохнула тяжело, промолвила:
– Говорила не единожды: любишь ты дочь нашу. Лишний раз в том убедилась. Устраиваешь её, выгодного жениха вот сыскал. О таком любая невеста мечтает. А что мала Фроська, дак вырастет, оглянуться не успеешь. Об ней, стало быть, заботу имеешь, а о Владимире нисколь не думаешь. А ить[98] сын наш большой уже – тринадцать годов. Дед мой Мономах в его лета уже в Ростове княжил. Пора нашему сыну стол давать.
– Землю делить? Не для того отец мой её собирал воедино! – резко ответил ей Ярослав. – Стола ему не дам покуда. А к делам управленья – что ж, пусть ездит со мной на полюдье[99], на суды, пусть учится, опыт перенимает. Да только гляжу я: не лежит к этому душа Владимирова. Грамоту едва осилил. Куда такое годится? Боязно дела большие ему доверять.
– Не любишь ты его вовсе!
– Вот с Фросей уладим дела, тогда и за Владимиром очередь. Обещаю тебе: сыщу ему добрую невесту, – объявил жене Осмомысл. – Может, оженится, умней станет.
– Может, – тихо повторила Ольга.
В свете свечи глаза её, серые с голубинкой, источали печаль. Едва не впервые стало Ярославу вдруг её жалко.
«Не виновата она. Выдали, не спросясь. На всё воля Божья», – пронеслось в голове.