— Пожалуй, ты прав, паря. Неча на ладье тиной мусорить.
Вскоре кормчий пригласил рыбака на судно:
— Знатной воблой тебя угощу. Сама в рот просится. Я ее князю готовлю.
Фролка, как прибыл в Ростов, так и не покидал своего судна. Оставались на ладьях и все другие кормчие. Жили в ладейных избушках, сторожили корабли, а снедь им доставляли из княжьей поварни.
Тихомир впервые увидел в избушке икону, на коей был изображен какой-то старик с седой бородой. Нахмурился.
— Это твой бог?
— Не только мой, паря. Это Николай Чудотворец — покровитель всех тех людей, кои плавают по морям и рекам. Избавитель наш.
Тихомиру хотелось сказать, что на морях и реках спасает людей не какая-то намалеванная деревяшка, а добрые духи — Берегини, но он промолчал, решив, что бессмысленно спорить с человеком, который принадлежит теперь иной вере.
— У меня и ячменное пивко[103] есть, паря. С вяленой и копченой рыбой — слюнки потекут. Угощайся.
Воблы Тихомир откушал, а вот к ковшу пива, налитого из корчаги, он не притронулся, чем немало удивил Фролку.
— Чудишь, паря. Как это можно воблу без пива?
— Прости, добрый человек, но хмельными напитками я не пользуюсь.
— Странный ты какой-то. В Ростове я тебя не зрел… Как хоть тебя кличут?
— Тихомиром.
— Тихомиром?.. Кажись, я где-то слышал твое имя.
— Сегодня о нем говорит весь Ростов.
— Весь Ростов?.. Аль, какую деваху обесчестил? Вон ты, какой лепый. Было? — с доброй улыбкой спросил Фролка.
Тихомир ничего не ответил, и с этой минуты замкнулся.
— Ну и Бог с тобой… Скоро, поди, опять в город?
— Не знаю.
Фролка пожал своими крепкими, покатыми плечами и произнес:
— Не ведаю, что ты натворил, но чую, парень ты добрый. Коль захочешь — у меня оставайся. Мне с тобой куда повадней. Одному-то докука на корабле.
— Я согласен.
— Вот и, слава Богу. Живи, Тихомир, сколь душа пожелает.
Глава 37
СВЯТИЛИЩЕ БОГОВ
В Ростове только и разговоров о князе и Тихомире:
— Внук Марея из Велесова дворища приплыл, дабы князя убить.
— И почему не убил?
— Никак, раздумал.
— А Ярослав-то молодцом. Все мекали, что он Тихомира казнит, а он ему кинжал отдал и вспять отпустил.
— Добрый, оказывается, к нам приехал князь. Другой бы не пощадил.
— Добрый. Это те не Урак.
— Урак, знамо дело, человек злобный, но христианских церквей не помышлял в городе ставить.
Ростовцы пронюхали, что князь Ярослав задумал выискать умельцев, кои смогли бы нечестивый храм в городе возвести.
— Да и пущай возводит. Дружина-то новую веру обрела. Пусть молится. Мы-то всё равно в старой вере останемся.
— Останемся! Слышали, поди, как на капище Велеса попов орясинами огрели. Едва насмерть не забили.
— Нечего было и соваться!
Капище Велеса находилось в полутора верстах от крепости, к востоку от города.[104]
Еще минувшей осенью князь Ярослав навестил ростовское языческое святилище. Оно заметно отличалось от киевского. Там Велес стоял под горой, был сотворен из дубового дерева и считался вторым богом после Перуна.
Ярослав был отменно знаком с древними летописями и ведал, что о главном божестве летописец напишет еще в 907 году.
Именно в этом году князь Олег одержал блестящую победу над Царьградом, в результате коей цари Греции, Александр и Леон, понуждены были заключить с Олегом мир и взять обещание уплачивать славянскому князю дань.
Любопытен был сам договор. Если греческие цари дали клятву на христианском кресте, то Олег со своей дружиной утверждали мир по русскому обычаю — клялись своим оружием, Перуном и богом Велесом.
Спустя сорок лет то же самое повторилось при князе Игоре. Правда, договор состоялся уже в Киеве.
«Призвал Игорь послов, и пришел на холм, где стоял Перун; и сложили оружие своё, и щиты, и золото, и присягали Игорь и люди его, сколько было язычников между русскими».
Миновало еще тридцать лет. Уже сын Игоря, князь Святослав, дал клятву блюсти мир с византийцами.
— Ежели не соблюдем мы чего-либо из сказанного раньше, пусть я и те, кто со мною и подо мною, будем прокляты от бога, в коего веруем, — от Перуна и Велеса, и да будем желты, как золото, и пусть посечет нас собственное оружие.
Князь Ярослав отлично понимал, что и Олег, и Игорь, и его любимый полководец Святослав, кой на всю жизнь запомнится ему своими грандиозными победами, были ревностными поборниками и защитниками языческой веры. В их клятвах подчеркивается связь Перуна с оружием, что говорит о его воинственности. Не надо искать подоплеки,[105] почему именно Перун значился покровителем князя-воина и его дружины. При любой победе, прежде всего, прославляли именно своего верховного бога, принося ему богатые жертвы.