Выбрать главу
Для косной памяти людской Обычай издавна такой: Что с глаз долой, из сердца вон. Но ветра одинокий стон, Но у реки седой тростник, Но с клювом загнутым кулик О Дейрдре помнят до сих пор; Мы слышим ропот и укор, Когда вдоль зарослей озер Гуляем вместе с Кэт иль Нэн. Каких нам жаждать перемен? Ведь, как и Байле, мы уйдем Одним протоптанном путем. Но им — им Дейрдре все жива, Прекрасна и всегда права — Ах, сердце знает, как права!
А тощий лгун — чудной старик, — В плащ завернувшись, в тот же миг Умчался к месту, где Айллин Средь пестрых ехала равнин С толпой служанок, юных дев: Они, под солнцем разомлев, Мечтали сонно о руках, Что брачной ночью им впотьмах Распустят платье на груди; Ступали барды впереди Так важно, словно арфы звук Способен исцелить недуг Любви — и поселить покой В сердцах людей (бог весть какой!), Где правит страх, как господин.
Старик вскричал: «Еще один Покинул хлад и зной земли; Его в Муртемне погребли. И там, на камне гробовом, Священным Огама письмом, Что память пращуров хранит, Начертано: Тут Байле спит Из рода Рури. Так давно Богами было решено, Что ложа брачного не знать Айллин и Байле, — но летать, Любиться и летать, где пчел Гудящий луг — Цветущий Дол. И потому ничтожна весть, Что я спешил сюда принесть».
Умолк — и, видя, что она Упала, насмерть сражена, Смеясь, умчался злобный плут К холму, что пастухи зовут Горой Лигина, ибо встарь Оттуда некий бог иль царь Законами снабдил народ, Вещая с облачных высот.
Все выше шел он, все скорей. Темнело. Пара лебедей, Соединенных золотой Цепочкой, с нежной воркотней Спустилась на зеленый склон. А он стоял, преображен,[29] Румяный, статный, молодой: Крыла парили за спиной, Качалась арфа на ремне, Чьи струны Этайн[30] в тишине Сплела, Мидирова жена, Любви безумием пьяна.
Как передать блаженство их? Две рыбки, в бликах золотых Скользящие на дне речном; Или две мыши на одном Снопу, забытом на гумне; Две птицы в яркой вышине, Что с дымкой утренней слились; Иль веки глаз, глядящих ввысь И щурящихся на свету; Две ветви яблони в цвету, Чьи тени обнялись в траве; Иль ставен половинки две; Иль две струны, единый звук Издавшие во воле рук Арфиста, мудрого певца; Так! — ибо счастье без конца Сердца влюбленных обрели, Уйдя от горестей земли.
Для них завеса тайн снята, Им настежь — Финдрии врата, И Фалии, и Гурии, И легендарной Мурии;[31] Меж исполинских королей Идут, чей древний мавзолей Разграблен тыщи лет назад, И там, где средь руин стоят Колоссов грозных сторожа, Они целуются дрожа. Для них в бессмертном нет чудес: Где в волнах край земли исчез, Их путь лежит над бездной вод — Туда, где звездный хоровод Ведет в волшебный сад планет, Где каждый плод, как самоцвет, Играет, — и лучи длинны От яблок солнца и луны.
вернуться

29

А он стоял, преображен… — Старик, устроивший козни против влюбленных, оказался богом Энгусом.

вернуться

30

Чьи струны Этайн… — Этайн — жена короля сидов Мидира, похищенная Энгусом.

вернуться

31

Финдрия, Фалия, Гурия и Мурия — согласно комментарию Йейтса, четыре таинственных города, в которых жили дети богини Даны (божественные племена, некогда населявшие Ирландию), города — средоточья высшего знания, где хранились четыре заветных талисмана: копье, камень, котел и меч.