Мое жилище — гараж — представляло собой квадратную комнату примерно 3x4 метра с маленьким оконцем над дверью, с туалетом-душем. Вход был через крыльцо, выходившее в сад. Бетонный пол покрывал палас, из мебели — кровать с тумбочкой, старый платяной шкаф, старинное кресло и пара стульев. Отопление — газовый переносной обогреватель. Вода в душе только холодная. Раз в неделю я пользовался ванной в доме сеньоры Кармен. Завтракал и ужинал на кухне вместе с хозяйкой, собакой и курицей. Тарелки она отдавала вылизывать собаке, после чего их мыла. В дом приходила служанка для ежедневной уборки.
Вечером, в день моего переезда, меня позвала к себе хозяйка. На кухне торжественно восседал на табурете пожилой, грузный джентльмен в очках на вид лет пятидесяти с гаком.
— Это дон Альберто, Ладос, мой куньядо.[7] Он хочет с вами поговорить, — сказала, мило улыбаясь, розовощекая хозяйка.
Дон Альберто, грозно сверкнув очками с толстыми линзами, громовым басом учинил мне допрос:
— Кто вы такой? Откуда приехали? Когда? Есть ли у вас вид на жительство?
— Я его еще не успел получить. Сдал вот документы в полицию.
— А какие у вас вообще есть документы?
Пришлось сходить в свой гараж за документами.
Предъявил ему заграничный паспорт и военный билет. Вкратце рассказал ему свою жизненную историю согласно отработанной легенде. Сказал, что буду проходить военную службу, а затем устраиваться на работу, что завтра ухожу в первый раз на службу, в армию.
Дон Альберто несколько умерил свой пыл, успокоился, перестал раздувать щеки, после чего сеньора Кармен поставила на стол бутылку красного вермута «Чинзано», сифон с ледяной водой, и мы выпили за знакомство, разбавляя вермут пополам с содовой. После нескольких стаканов дон Альберто подобрел. Он сказал, что сеньора Кармен живет одна и поэтому он должен знать, кто тут у нее поселился. Дон Альберто, старый холостяк, был великолепным гитаристом и исполнителем аргентинских танго и креольского фольклора. Он был истинным порттеньо,[8] знал превеликое множество танго и баллад, сам сочинял музыку, был вхож во многие дома, где в почете были аргентинский фольклор и танго. Зарабатывал он уроками музыки, обслуживанием вечеринок.
На следующий день рано утром я отправился электропоездом до Ретиро,[9] затем на метро до Пласа-де-Майо,[10] и пешком, минуя Каса Росада[11] направился в свой военкомат. На страже у входа в президентский дворец стояли солдаты в форме гренадеров эпохи освободительных войн.
Временно я был прикреплен к шестому этажу, который занимался призывниками, прибывавшими в основном из-за рубежа. Рауль постепенно вводил меня в курс дела и помогал объясняться с начальством. На этаже работало человек пятнадцать солдат во главе с двумя сержантами сверхсрочной службы (на положении наших прапорщиков). Один из сержантов заведовал архивом (туда меня не пускали, как, впрочем, и остальных, кто не имел к архиву отношения), другой — текущий перепиской с посольствами. Был еще и капрал, тоже сверхсрочник, который следил за порядком и чистотой на этаже. Командовал этажом подполковник Мендес, приятнейший, добродушный человек средних лет. На других этажах располагались службы, обеспечивавшие призыв в авиацию, Морфлот и другие рода войск. Караульную службу нес суточный наряд, вооруженный немецкими винтовками маузер времен Второй мировой войны с примкнутыми тесаками. Питались на службе бутербродами и кофе, который приносил негр-кафетеро из соседнего кафе, приходивший всегда ровно в 11 дня весь увешанный огромными термосами и ящичками с бутербродами и выпечкой. Внизу в каптерке у мрачноватого солдата — каптенармуса, с ярко выраженной европейской внешностью, получил свое обмундирование, состоящее из грубошерстной куртки и брюк, белой форменной куртки, пилотки и армейских ботинок. Все не по размеру, все бывшее в употреблении, но тщательно выстиранное и выглаженное.
— Бери что дают, и нечего здесь копаться, — буркнул каптенармус, — не в театр пришел.