Я поднялся по лестнице бегом и сбил дыхание. Она ждала меня у открытой двери; желтое платье, влажные волосы.
Я обнял ее. Есть ощущение deja vu, но есть и другое — более редкое и более тайное — его называют jamais vu:[6] когда чувствуешь, что нечто знакомое и повседневное вдруг становится новым, и тебе кажется, что ты никогда раньше не переживал этого ощущения. В это мгновение двое сливаются воедино.
Она взяла мою левую руку.
— Ты женат.
— Да, уже пять лет.
— Я ее знаю?
— Нет. Ее зовут Елена.
— Где ты с ней познакомился?
— В одном издательстве. Ей было поручено звонить мне ежедневно и справляться о переводе, который я должен был сделать. Я просыпался в девять утра с ее звонком. В издательстве мне доверяли, но Елена, которая была новичком, почему-то вбила себе в голову, что никакого перевода не существует, что я их обманывал и не перевел еще ни единой строчки. У нас с ней установились натянутые отношения, которые закончились браком.
Анна мне рассказала, что была замужем за канадским инженером, что в течение последних лет сменила шесть стран — искала место, где могла бы остаться, но пока не нашла.
— Иногда я иду по улице какого-нибудь города и представляю, что увижу окно, а через него — комнату, и мне что-то подсказывает: вот это место. Ничего особенного, но мне как бы дается сигнал. Откуда-то издалека.
На кровати лежал пустой чемодан, одежда уже была разложена по полкам в шкафу. Анна, как и всякая женщина, не могла избежать чисто женской привычки придавать гостиничному номеру видимость уютного дома.
— Я не знала, что ты приедешь, — сказала она. — Я чуть было не отменила поездку. Время от времени до меня доходили новости почти обо всех. Но о тебе — нет. Ты — человек-невидимка.
Она спросила, чем я занимался в последние годы. Я перечислил свои переводы, места работы, некоторые подробности своего брака. Но в нашей беседе не было искренности и подлинного, настоящего взаимопонимания людей, которые давно и хорошо знают друг друга; это был просто спокойный разговор двух малознакомых лиц. Мы обменивались словами с нарастающим раздражением. Было много всего, о чем я хотел ей сказать, но не сказал ничего.
Анна пошла в ванную комнату и включила фен. Она что-то сказала мне; шум заглушал и ее, и мои слова и спасал нас от ставшей ненужной беседы.
— Подожду тебя внизу, — крикнул я; она кивнула мне: да. Как только я вышел из комнаты, она выключила фен.
В баре я сел за столик, занятый двумя уругвайскими переводчиками. С тем, который постарше, Васкесом, мы встречались в различных издательствах, второго — молодого и одетого с неуместной официальностью — я не знал. Васкес переводил детективы для издательства «Rastros у Cabalto». Молодой слушал Васкеса с тем почтением, которого заслуживает лишь тот, кто умеет вспоминать о прошедших событиях с долей юмора и расцвечивать эти воспоминания анекдотическими подробностями.
— Я как раз рассказывал коллеге, что однажды потерял оригинал гангстерского рассказика «Ящерица в ночи». Забыл его на скамейке на ипподроме. Вы мне поверите, если я скажу, что никогда не ходил играть, а только смотреть на лошадей?
Молодой человек, его звали Ислас, улыбнулся.
— Я позвонил издателю, он мне сказал, что у него нет копии и что перевод ему нужен через два дня. Какой рисунок был на обложке, спросил я. Мужчина в маске вонзает кинжал в грудь бомжихи. Говорится ли в аннотации, где происходит действие? В Нью-Йорке. Я всю ночь просидел над переводом потерянной книжки. «Ящерица» получилась весьма неплохо — выдержала три издания.
Он рассказал еще несколько совершенно анекдотических историй — о своей работе на подпольные издательства, об аферах при приобретении авторских прав за границей, об ошибках некоего переводчика, которые впоследствии нарекли признаками гениальности автора, но я, хотя и смеялся от души, все равно не мог уделить ему того внимания, которого он заслуживал. Когда все твои мысли заняты женщиной, ты уже не обращаешь внимания на остальных.
— Бласт, что происходит? Чем ты так озабочен? Мы приехали сюда отдыхать, а не страдать.
— Голова болит, — солгал я.
— Это невроз переводчика. Девяносто процентов переводчиков страдают от жутких мигреней, — обратился Васкес к молодому. — Де Бласт переводит с русского. И с французского тоже, но это — никакая не заслуга: переводчиков французского — как песку морского.
— А как получилось, что вы выучили русский? — спросил Ислас.
Васкес ответил вместо меня, напустив на себя при этом заговорщицкий вид, вроде как он говорит по большому секрету.