А не моделируя общественного сознания, невозможно полностью воспроизвести и сознание индивидуальное.
В одной из статей, опубликованных в нашей печати, два уважаемых кибернетика — академик И. Артоболевский и доктор технических наук А. Кобринский выразили ту же мысль в парадоксальной, но очень интересной форме. Они пишут: «Под «естественным полноценным живым существом» мы понимаем, в частности, такое существо, которое непрерывно растет и развивается, которое в годовалом возрасте плачет по непонятным причинам и пачкает пеленки; которое в возрасте от 3 до 5 лет задает то мудрые, то бессмысленные вопросы, которое в 15 лет получает в школе двойки и пятерки, начинает интересоваться стихами и иногда моет шею без специальных напоминаний; которое в 20 лет работает у станка либо в поле, сдает экзамены, кормит грудью ребенка; которое в 30 лет водит тракторы и проектирует спутники; которое на протяжении всей своей жизни обязательно связано тысячами и тысячами уз с тысячами и тысячами других полноценных живых существ; которое в конце жизни умирает, потому что процесс умирания является пока одним из неизбежных жизненных процессов.
Мы согласны признать живым и полноценным такое искусственное существо, которое, будучи включенным в общество себе подобных естественных полноценных живых существ (смотри приведенную выше формулировку), на протяжении всей жизни от рождения до смерти сумеет существовать и действовать в соответствии с законами этого общества, на равных правах со всеми его членами работая, двигаясь, мысля и отдыхая так же, как в среднем работают, двигаются, мыслят и отдыхают другие…» «Машинная личность», если она и возможна, возможна лишь как часть «машинного человечества». А до появления такого, простите за выражение, «человечества» покамест еще очень и очень далеко. Так далеко, что можно надеяться — оно никогда не появится.
У нас осталась еще одна функция языка, в отношении которой неясно, можно ли ее моделировать: функция орудия познания.
Из сказанного выше ясно видно, что она принципиально невоспроизводима, ибо связывает «индивидуальный», личностный разум с разумом «коллективным», общественным. Она-то и образует в первую очередь ту специфику языка, которая позволяет называть его общественным явлением. Причем если две только что рассмотренные функции языка — функции усвоения опыта и саморегуляции — помогают нам, так сказать, спроецировать в наш мозг содержание общественного сознания, то третья, напротив, обеспечивает процесс формирования общественного сознания, общественно-исторического опыта за счет «индивидуальных» сознаний, «индивидуальных» деятельностей[14].
«Вмешательство мыслящего существа»
Итак, первая причина невозможности «отобрать» функции языка у человека сводится к тому, что они присущи не человеку, а Человеку.
Мы говорили выше о Человеке, о человечестве, подчеркивая, что оно своего рода информационная система, «тысячи и тысячи уз», связывающих друг с другом «естественные полноценные живые существа» — людей. Если есть такая система — есть и коллективный разум, общественное сознание. Так рассуждают Артоболевский с Кобринским. Так рассуждает и знаменитый английский кибернетик У. Эшби, у которого мы заимствовали понятие «предпрограммирование».
Но ведь если бы дело ограничивалось только этим, на земле не было бы Человека. Просто для природы не было бы необходимости его создавать. Мало ли можно найти среди животных таких примеров, когда совокупность отдельных животных — часто со специализированными функциями — приобретает новое качество, становится как бы биологической единицей: пчелиный улей, муравейник, колония термитов… Но почему-то, хотя тут и возникает информационная система, состоящая из «тысяч и тысяч уз», в ней не появляется коллективный разум!
Он и не может появиться, ибо любое животное подчинено законам природы, биологическим законам, действующим с железной необходимостью. При изменении условий существования данного животного (и данного биологического вида в целом) биологические законы приводят к изменению строения организма, к усложнению и изменению условно- и безусловно-рефлекторного поведения. Всякое развитие у животного сводится к усовершенствованию приспособления к среде.
Совсем иное у человека. В противоположность любому животному он никогда не сталкивается с природой один на один… Его отношение к природе опосредовано его отношением к обществу. У него всегда есть возможность почерпнуть необходимые навыки, умения, способности из общей кладовой социально-исторического опыта человечества, не дожидаясь, пока природа поставит его перед необходимостью выработать эти способности в порядке индивидуального приспособления. И возвращаются эти способности «с процентами»: изменение условий жизни и деятельности одного человека или группы людей обогащает не только их личный опыт, но и коллективный, социально-исторический опыт. Можно сказать, что человек всегда на один шаг опережает природу, не давая ей застать себя врасплох, в то время как животное на шаг отстает от природы и вынуждено следовать за ней. Как сказал поэт Максимилиан Волошин: