«социолингвистический интерес представляют процессы идеологизации, деидеологизации, идеологической нейтрализации, вторичной идеологизации отдельных языковых элементов»;
при
«противопоставлении двух идеологий языковые средства их выражения в данном языке обнаруживают определенные социализованные отношения системного характера» (13, 232).
Социальный прогресс или регресс неизбежно связаны с воздействием идеологии на материальную жизнь общества. При этом философские, политические, правовые, моральные и иные взгляды и идеи утверждаются и пропагандируются всегда посредством конкретного языка в его письменной или устной форме. В связи с этим все вопросы, связанные с социальной природой языка, могут быть сведены к двум основным:
а) какие сферы языка подвержены влиянию идеологических систем и
б) в каких формах это влияние отражается в языке (16, 5).
Ю.В. Коваленко полагает, что в основе сопоставимости идеологии и языка лежит их генетическая общность: и язык, и идеология – явления общественные; они возникли и изменяются вместе с появлением и развитием человеческого общества. Поэтому идеология не может быть исключена из сферы общения, что определяет некоторые общие связи языка и идеологии:
1) идеологические и языковые построения несут определенную информацию;
2) идеология и язык постоянно связаны с экономическим строением общества, с характером общественного производства, отражая происходящие в нем изменения (16, 6).
Взаимодействие языка и идеологии – процесс глубокой внутренней диалектики: с одной стороны, под влиянием идеологии в языке возникают определенные процессы и явления, обусловленные типом идеологии и особенностями ее каждой конкретной формы, а также некоторыми общими свойствами структуры естественных языков или каждого отдельного языка; с другой – эти «идеологически обусловленные» свойства языка используются в сознательной деятельности идеологов и идеологических учреждений для формирования той или иной идеологии у аудитории (17, 2).
Интенсивное изучение проблемы связи языка и идеологии, аспектов использования буржуазной пропагандой языковых механизмов в манипулятивном воздействии на аудиторию характерно для зарубежной науки последних десяти лет. Соответствующие исследования, проводимые лингвистами, социологами, психологами, философами, а также политологами, осуществляются с различных общеметодологических позиций и преследуют как чисто теоретические, так и сугубо практические цели. Различные теории и идеологические концепции языка в той или иной мере отражают специфические особенности идеологии и политики современного капиталистического общества (34; 35; 36; 37; 39; 41; 42; 43; 45; 46; 47; 48; 49; 52).
Особый интерес представляет рассмотрение роли языка в системе средств буржуазной пропаганды, функций буржуазной идеологии и пропаганды в связи с объективными и субъективными процессами в общественно-политической практике, а также прагматические и лексико-семантические средства, которые интенсивно используются буржуазной прессой для целенаправленного формирования социальных установок и, в конечном счете, социального поведения масс.
Характерной чертой современной зарубежной лингвистики является «стремление дематериализовать» язык, представляя единственно значимыми в нем лишь «чистые отношения» и навязывая понимание системы языка как «совокупности правил». Лишаясь своей материальной, звуковой стороны, язык теряет важнейшие свои социальные функции, изолируется от общества и практического использования (33, 7).
Теория так называемых «языковых кодов» Б. Бернстайна получила широкий резонанс в буржуазной лингвистике и социологии. Пытаясь связать языковые явления с психологией говорящих, он большинство фактов истолковывает превратно – как непосредственное и прямое порождение психологии социальных классов. Его стремление доказать, что описываемые им формы речи в какой-то мере могут определять социальное поведение говорящих, оказалось необоснованным (33, 33).
В конечном счете, Б. Бернстайн во многом исказил подлинную действительность, в частности,
«приписывал представителям рабочего класса ряд мнимых отрицательных качеств социально-психологического характера»,
в то же время он
«идеологизировал способы использования языка и речевого поведения представителей „среднего класса“… поставив этим самым свою теорию на службу наиболее реакционным кругам господствующего класса капиталистического общества. Его рассуждение и наблюдения „способны лишь послужить материалом для буржуазной пропаганды“» (там же)[19].
19
Более подробно критику «теории кодов» см.: