И все равно рассказ шел своим чередом. Вел рассказ не голос мисс Лиззи, ей бы это и в голову не пришло, и тем более не Джинни, а звонкий голосок Мейдин, хотя она к рассказу никакого отношения не имела, и оттого было еще хуже, потому что она брала все на веру и повторяла, перечисляла старые сплетни, городские сплетни.
Рассказывала, что видела чужими глазами, повторяла, что слышала чужими ушами: девчонки — они чудные, ну чем не птички, только что говорящие. Девчонок можно натаскать петь песни с чужого голоса, и иные из них готовы что ни день их повторять… Даже мисс Лиззи и та склонила голову набок: пусть, мол, ее говорит.
Он ушел от нее, перенес свою одежу на другой конец улицы. А теперь всем интересно посмотреть, когда он прибежит назад. Говорят, Джинни Маклейн приглашает Вуди домой обедать, а он на год ее моложе — кто не помнит, все помнят, когда они родились. Приглашает прямо у мамаши своей под носом. Вудро Спайтса приглашает, ну! После Рана кто ж еще под стать Джинни Старк, если Юджин Хадсон и тот уехал. Она ведь в родстве с самими Несбиттами. И никто не говорит, когда у них началось, да и кто такое может сказать. Говорят, что и в женском кружке, и у мисс Франсин, и в воскресной школе говорят, что она выйдет за Вудро: Вудро спит и видит на ней жениться, только Ран этого не допустит — убьет, а его или ее — кто знает. Папаша-то у Рана какой, помните, чего он раньше вытворял, да и сейчас не утихомирился. И еще Юджин уехал, он хоть Рана иной раз мог удержать. Горемыка эта Сноуди, вот уж кому тяжелый крест достался! Славный мальчоночка, но с младых ногтей отчаянный — страсть. Он может ужас что натворить. Разводиться не станет, а ужас что натворит. Не иначе как поубивает их. Джинни, говорят, ничуть его не боится. Не иначе как пьет втихаря — по папаше пошла. А и теперь, встретишь ее на улице, такая чинная — не подступись. Вы что, не знаете, они каждый, ей-ей каждый, день друг на друга натыкаются на улице, все трое. Хотят не хотят, а что поделаешь: куда им у нас в Моргане деться? В Моргане никуда не денешься. Ни от кого и ни от чего, вам ли не знать?
Отец! Ты и не слушал меня.
А Телли гневалась на нас. Она все не опускала поднос, нарочно не опускала его пониже. Мейдин взяла коктейль, не сняв белой перчатки, и сказала мисс Лиззи:
— В лавке за день так извозишься, изомнешься, что прямо совестно в дом к чужим людям идти.
— Вы, детка, чище всех нас.
У Мейдин и знакомых-то никаких нет, поэтому ей говорить не о ком, кроме как о себе.
Зато она походила на Джинни. Вылитая Джинни в детстве. Джинни впервые поглядела на меня пристально, и тут-то мне и стало ясно, до чего они похожи. (Так и всегда: стоит ей взглянуть, и сразу ясно, что дело нечисто. А то и яснее ясного.) Это сходство мне открылось, так сказать, post mortem[8], поэтому я очень гордился собой. Не то чтобы в Мейдининой мордашке проглядывала насмешка, вовсе нет, но что-то от Мейдин было в Джинни, что-то уходившее в глубь времен, к той моей Джинни, какой ей больше никогда не бывать.
Легкий ветерок от старого вентилятора на потолке — на его лопастях, белых, точно облитый глазурью пирог, сидели верхом мухи — трепал волосы девушек, казалось, их кто-то ерошит. Мейдинины темные волосы до плеч и Джиннины темные короткие, загубленные, и загубила их, по своему обыкновению, она сама. Мейдин была учтивая донельзя, даже со мной она так не старалась: нарушая через равные промежутки времени тишину, подобно папоротникам, роняющим капли, она повествовала о себе и «Крупах и кормах»; и все равно светилась, а отчего — она, хотя Джинни и была тут же, — еще не подозревала. А Джинни качаться не качалась, но на губах у нее уже играла эта ее умудренная, отрешенная улыбочка.
Я перевел глаза с Джинни на Мейдин и снова на Джинни: все прислушивался, не похвалят ли меня — но до этого предстояло еще дожить, отец! — за мою зоркость, мое прозрение. В конце концов, это я выявил их сходство. Их разделяло лишь время — больше ничего.
По двору по-прежнему разносились назойливые звуки — разговоры, стук крокетных шаров. Мы допили свои коктейли. Мисс Лиззи сидела безучастно, ее разморило. И хотя у нее в руках все еще торчал вязальный крючок, она никого по пальцам не хлопнула и до смерти не забила. Джинни вскочила, позвала нас пойти поиграть в крокет.
Поздно спохватилась.
В самом конце двора в теньке вяло передвигались Вуди, Джонни и Этта Лумисы, Нина Кармайкл, родственник Джинни, Несбитт-младший, и девчонка лет пятнадцати, которую они допустили в свою компанию. Вуди Спайтс проводил мяч через воротца. Я его считал мальчишкой и до этого года на него, можно сказать, и внимания не обращал, но сейчас он пошел вверх. Я оглядел двор, мне почудилось, что компания поредела, но я никак не мог сообразить, кого не хватает. Тут к ним присоединилась Джинни. Не хватало меня — вот кого.