Это принципиально иная позиция, которая делает возможными утверждения вроде приведенной выше цитаты из книги Дж. Ф. Белла.
Экономика и хрематистика
Интересна еще одна идея Аристотеля — знаменитое противопоставление экономики и хрематистики и тем самым первая в истории науки попытка анализа капитала. Придуманный им термин «хрематистика», не утвердившийся, в отличие от «экономики», в новых языках, Аристотель производил от слова «хрема» — имущество, владение. Для Аристотеля экономика — это естественная хозяйственная деятельность, связанная с производством необходимых для жизни продуктов, потребительных стоимостей. Она включает и обмен, однако опять-таки лишь в рамках, нужных для удовлетворения личных потребностей. Пределы этой деятельности тоже естественны: это разумное личное потребление человека.
Что же такое хрематистика? Это «искусство наживать состояние», т. е. деятельность, направленная на извлечение прибыли, на накопление богатства, особенно в форме денег. Иначе говоря, хрематистика — это «искусство» вложения и накопления капитала.
Промышленный капитал отсутствовал в античном мире, но немалую роль уже играл торговый и денежный (ростовщический) капитал. Его и изображал Аристотель: «…в искусстве наживать состояние, поскольку оно сказывается в торговой деятельности, никогда не бывает предела в достижении дели, так как целью-то здесь оказывается беспредельное богатство и обладание деньгами… Все, занимающиеся денежными оборотами, стремятся увеличить свои капиталы до бесконечности».[12]
Аристотель считал все это противоестественным, но он был достаточно реалистичен, чтобы видеть невозможность чистой «экономики»: к сожалению, из экономики непрерывно вырастает хрематистика. Это — правильное наблюдение: мы сказали бы, что из хозяйства, где продукты производятся как товары — для обмена, неизбежно вырастают капиталистические отношения.
Необычайную трансформацию претерпела идея Аристотеля о естественности экономики и противоестественности хрематистики. В средние века ученые-схоласты вслед за Аристотелем осуждали ростовщичество, а отчасти и торговлю, как «противоестественный» способ обогащения. Но с развитием капитализма все формы обогащения стали казаться естественными, допускаемыми «естественным правом». На этой основе в XVII и XVIII вв. в социально-экономической мысли возникла фигура homo oeconomicus — экономического человека, мотивы всех действий которого могут быть сведены к стремлению обогащаться. Для Аристотеля выражение homo oeconomicus могло бы означать нечто прямо противоположное — человека, стремящегося к удовлетворению своих разумных потребностей, отнюдь не беспредельных. А эту гипотетическую фигуру без плоти и крови — героя экономических сочинений времен Смита, ему, очевидно, пришлось бы назвать homo chrematisticus.
Оставляя великого эллина, мы должны перенестись в Западную Европу конца XVI — начала XVII в. Это не значит, конечно, что 20 веков прошли для экономической мысли без следа. Эллинистические философы развивали некоторые идеи Аристотеля. Римские авторы много писали по предмету, который мы называем экономикой сельского хозяйства. Под религиозной оболочкой, в которую оделась наука в средние века, порой скрывались своеобразные экономические идеи. Комментируя Аристотеля, схоласты развивали концепцию «справедливой цены». Обо всем этом можно прочитать в любом курсе истории экономической мысли. Но эпоха распада рабовладельческого строя, созревания и господства феодализма не способствовала развитию экономической науки. Политическая экономия как самостоятельная наука возникает лишь в мануфактурный период развития капитализма, когда в недрах феодального строя складываются уже значительные элементы капиталистического производства и буржуазных отношений.
Наука получает имя
Человека, который впервые ввел в социально-экономическую литературу термин политическая экономия, звали Антуан Монкретьен, сьер де Ваттевиль. Он был небогатым французским дворянином времен Генриха IV и Людовика XIII. Жизнь Монкретьена наполнена приключениями, достойными д'Артаньяна. Поэт, дуэлянт, изгнанник, приближенный короля, мятежник и государственный преступник, он кончил жизнь под ударами шпаг и в дыму пистолетных выстрелов, попав в засаду, устроенную врагами. Впрочем, такой конец был для мятежника удачей, потому что, будь он захвачен живым, не миновать бы ему пыток и позорной казни. Даже его тело по приговору суда было подвергнуто поруганию: кости раздроблены железом, труп сожжен и пепел развеян по ветру. Монкретьен был одним из руководителей восстания французских протестантов (гугенотов) против короля и католической церкви. Погиб он в 1621 г. в возрасте 45 или 46 лет, а его «Трактат политической экономии» вышел в 1615 г. в Руане. Неудивительно, что «Трактат» был предан забвению, а имя Монкретьена смешано с грязью. К сожалению, случилось так, что главным источником биографических данных о нем являются пристрастные и прямо клеветнические отзывы его недоброжелателей. Эти отзывы несут на себе печать жестокой политической и религиозной борьбы. Монкретьена честили разбойником с большой дороги, фальшивомонетчиком, низким корыстолюбцем, который якобы перешел в протестантскую религию только ради того, чтобы жениться на богатой вдове-гугенотке.
Прошло почти 300 лет, прежде чем доброе имя Монкретьена было восстановлено, а почетное место в истории экономической и политической мысли прочно закреплено за ним. Теперь ясно, что его трагическая судьба не случайна. Участие в одном из гугенотских мятежей, которые были в известной мере формой классовой борьбы бесправной французской буржуазии против феодально-абсолютистского строя, оказалось закономерным исходом жизни этого простолюдина по рождению (отец его был аптекарем), дворянина по случаю, гуманиста и воина по призванию.
Получив хорошее для своего времени образование, Монкретьен в 20 лет решил сделаться писателем и опубликовал трагедию в стихах на античный сюжет. За ней последовало несколько других драматических и поэтических произведений. Известно также, что он сочинял «Историю Нормандии». В 1605 г., когда Монкретьен был уже известным писателем, он был вынужден бежать в Англию после дуэли, которая закончилась смертью противника.
Четырехлетнее пребывание в Англии сыграло в его жизни такую же роль, как через несколько десятилетий в жизни Петти — пребывание в Голландии: он увидел страну с более развитым хозяйством и более развитыми буржуазными отношениями. Монкретьен начинает живо интересоваться торговлей, ремеслами, экономической политикой. Глядя на английские порядки, он мысленно примеряет их к Франции. Возможно, для его дальнейшей судьбы имело значение то обстоятельство, что в Англии он встретил много французских эмигрантов-гугенотов. Большинство из них были ремесленники, многие весьма искусные. Монкретьен увидел, что их труд и мастерство принесли Англии немалую выгоду, а Франция, понудив их к эмиграции, понесла большую потерю.
Во Францию Монкретьен вернулся убежденным сторонником развития национальной промышленности и торговли, защитником интересов третьего сословия. Свои новые идеи он начал осуществлять на практике. Он основал мастерскую скобяного товара и стал сбывать свой товар в Париже, где у него был свой склад. Но главным его занятием была работа над «Трактатом». Несмотря на громкое название, он писал сугубо практическое сочинение, в котором пытался убедить правительство в необходимости всестороннего покровительства французским промышленникам и купцам. Монкретьен выступает за высокие пошлины на иностранные товары, чтобы их ввоз не мешал национальному производству. Он прославляет труд и поет необычную для своего времени хвалу классу, который он считал главным создателем богатства страны: «Добрые и славные ремесленники чрезвычайно полезны для своей страны; я осмелюсь сказать, что они необходимы и должны пользоваться почтением».[13]
Монкретьен был одним из видных представителей меркантилизма, о котором пойдет речь в следующей главе. Он мыслил хозяйство страны прежде всего как объект государственного управления. Источником богатства страны и государства (короля) он считал внешнюю торговлю, особенно вывоз промышленных и ремесленных изделий.