— Quoties? — осведомился монах.
— Я не обратила внимания, какой это был день, — отозвалась настоятельница.
Бедная женщина перепутала слова quoties u juando[34].
Видимо для того, чтобы искупить эту ошибку, настоятельница в тот же день объявила, что у Грандье на теле есть пять отметин, сделанных дьяволом, и что только в этих местах кюре уязвим. В связи с этим хирургу Манури было поручено проверить сие утверждение; осмотр назначили на 26 апреля.
Во исполнение полученного наказа Манури утром 26 апреля прибыл к Грандье, заставил его раздеться и выбрить все волосы на теле, после чего завязал ему глаза и велел лечь на стол. Но дьявол снова промахнулся: отметин, то бишь родимых пятен, у Грандье оказалось лишь две — на лопатке и на бедре.
И тут началась невероятная по мерзости сцена: Манури, держа в руке зонд, игла которого выдвигалась с помощью пружины, прикасался к телу Грандье, которое по утверждению монахини везде, кроме родимых пятен, было нечувствительно к боли, причем делал вид, что игла выдвинута, хотя на самом деле пружина удерживала ее внутри. Дойдя же до одного из пятен, хирург нажал на пружину, и игла глубоко вонзилась в тело испытуемого, который от боли и неожиданности вскрикнул так громко, что его услышали даже те, кто, не сумев проникнуть в дом, стояли на улице. От пятна на спине Манури перешел к проверке отметины на бедре и воткнул в нее иглу на всю длину, однако к его изумлению Грандье на сей раз не издал ни крика, не стона, ни даже вздоха, а напротив, начал читать молитву, и хотя Манури еще дважды воткнул иглу в бедро и лопатку, его пациент лишь продолжал молиться за своего палача.
При этой сцене присутствовал и г-н де Лобардемон.
На следующий день к дьяволу, сидевшему в настоятельнице, приступились с таким рвением, что он вынужден был признать: на теле у Грандье не пять отметин, а всего две, и к великому удивлению толпы нечистый точно указал, где они расположены.
Однако следующая проделка дьявола сильно снизила ценность этого его заявления. Когда его спросили, почему он отказался говорить в прошлую субботу, незадачливый бес ответил, что его не было в Лудене, так как он утром сопровождал в преисподнюю душу прокурора парижского парламента Ле Пруста. Кое-кто из мирян позволил себе в этом усомниться: проверив список умерших за субботу, они не обнаружили в нем прокурора по имени Ле Пруст, да и вообще в списке не было человека с таким именем. Изобличенный во вранье демон сделался уже менее занятным, а быть может, и менее страшным.
Сеансы изгнания бесов из других одержимых оказались не более удачными: когда отец Пьер де Сен-Тома, действовавший в кармелитской церкви, поинтересовался у одной из бесноватых, где находятся магические книги Грандье, та ответила, что их можно обнаружить в жилище некой девицы, и назвала ту самую особу, из-за которой аптекаря Адана осудили в свое время на публичное покаяние. Лобардемон, Муссан, Эрве и Менюо немедленно отправились туда, однако, обыскав все комнаты, перерыв все шкафы и ящики, добравшись до самых секретных уголков, так и не сумели ничего обнаружить. Вернувшись в церковь, они принялись упрекать демона в том, что он их надул, но тот пояснил, что книги взяла почитать племянница указанной девицы. Сыщики бросились к племяннице, но той не оказалось дома: она все утро находилась в церкви, готовясь к причастию, и священники заявили, что уйти оттуда она никак не может. Так что, несмотря на все свое желание угодить Адану, охотникам за бесами на этом пришлось остановиться.
Описанные нами ошибки увеличили число неверящих в бесов, поэтому на 4 мая объявили более любопытный сеанс, программа которого была столь обширной, что вызвала всеобщий интерес. Демон Асмодей пообещал приподнять настоятельницу на два фута над постелью, а увлеченные примером своего предводителя Эазас и Цербер взялись проделать то же самое с двумя другими монахинями. Четвертый же демон по имени Бегерит зашел еще дальше и решил заняться персоной самого г-на Лобардемона, заявив, что приподнимет шапочку с головы советника и будет держать ее в воздухе, пока читается псалом. Кроме того, священники пообещали, что шестеро самых дюжих мужчин не смогут удержать слабейшую из монахинь, когда та забьется в конвульсиях.
Нетрудно догадаться, что на подобный спектакль люди толпами повалили в церковь. Представление началось с настоятельницы: отец Лактанс потребовал, чтобы Асмодей выполнил обещание и поднял одержимую в воздух, после чего настоятельница принялась подпрыгивать на матрасе и на какую-то секунду словно бы повисла над ним, но как раз в этот миг один из зрителей приподнял уголок ее платья, и все увидели, что женщина, весьма, правда, ловко, стоит на цыпочках и никакого чуда тут нет. Раздался такой хохот, что Эазас и Цербер сконфузились и даже не стали отвечать на заклятия, однако Бегерит ответил, что готов приподнять шапочку г-на де Лобардемона в течение ближайшей четверти часа.
Но поскольку на сей раз изгнание бесов проводилось во второй половине дня, а не утром, как обычно, и уже наступал вечер, пора, удобная для всяческих фокусов, кое-кому из неверящих пришло в голову, что Бегерит попросил четверть часа, чтобы иметь время устроить свой фокус при свете факелов, а это было довольно просто. Кроме того, они обратили внимание на то, что г-н де Лобардемон сидит на стуле в известном отдалении от прочих, как раз под сводом потолка, в котором проделано отверстие для привязываемой к языку колокола веревки. Поэтому они вышли из церкви, поднялись на колокольню и спрятались там в углу. Через несколько мгновений на колокольне появился какой-то человек и стал что-то делать у отверстия; его тут же окружили и увидели у него в руках длинную леску с привязанным к ней крючком. Застигнутый врасплох, человек бросил свою удочку и убежал. В результате сколько г-н де Лобардемон, священники и зрители ни ждали, что шапочка вот-вот поднимется с головы советника, ничего подобного не произошло к великому смущению отца Лактанса, который, не зная, что случилось, и полагая, что это лишь небольшая задержка, несколько раз тщетно призывал Бегерита исполнить обещанное.
Короче, сеанс 4 мая оказался неудачным: до сих пор ничего не получилось, никогда еще демоны не были столь неловки, однако священники были уверены в последнем номере, то есть в том, что шестеро крепких молодцов не смогут удержать бьющуюся в корчах монахиню. И вот два кармелита и два капуцина обошли зрителей и привели на хоры шестерых геркулесов из числа городских дрягилей и разносчиков.
На сей раз дьявол доказал свою если не ловкость, то, по крайней мере, силу: как молодцы ни старались, настоятельницу после нескольких заклинаний охватили такие конвульсии, что она вырвалась у них из рук, а один из силачей даже упал навзничь. Опыт повторили трижды и все с тем же результатом, так что собравшиеся снова начали обретать веру в бесов. Но тут некий врач из Сомюра по имени Денкан, заподозрив во всем этом очередное жульничество, прошел на хоры, велел шестерым геркулесам удалиться и заявил, что удержит настоятельницу один, а если она вырвется у него из рук, он готов за неверие принять публичное покаяние. Г-н де Лобардемон попытался было помешать врачу, обозвав его безбожным мирянином, но Денкан пользовался таким уважением за свои знания и честность, что в церкви поднялся невообразимый шум и священники вынуждены были уступить. Когда шестеро дрягилей удалились, причем не к зрителям, а в ризницу, Денкан подошел к постели настоятельницы, крепко взял ее за запястье и дал знак начинать заклинания.
До сих пор борьба между общественным мнением и личными интересами не приобретала столь острый характер, поэтому собравшиеся, затаив дыхание, недвижно следили за происходящим.
Через несколько секунд отец Лактанс произнес священную формулу, и у настоятельницы начались судороги, но на сей раз оказалось, что у Денкана больше силы, чем у шестерых его предшественников: как женщина ни билась, ни извивалась, ни крутилась, ей не удавалось вырвать руку из пальцев Денкана. Наконец, утомившись, она упала на постель и воскликнула:
— Никак, никак, он меня держит!
— Отпустите ей руку! — в ярости вскричал отец Лактанс. — Какие же это конвульсии, если вы ее держите?