Это мнение не вполне справедливо, как несправедливо и утверждение, что только ради воплощения в жизнь идеи диктатуры южный лидер и замышлял военный переворот. Пестель понимал, конечно, что диктатура, основанная на подавлении всякого инакомыслия, сама по себе не может предоставить людям всеобщее равенство. Согласно его представлениям после того, как будут проведены основные реформы и уйдет опасность гражданской войны, в России должно наступить царство демократии. Единовластию диктаторов придет конец, будет принята конституция и избран двухпалатный парламент.
Его нижняя палата («Народное Вече») будет избираться на пять лет на основе всеобщего и равного избирательного права; при этом каждый год должна происходить ротация пятой части палаты. Палата будет осуществлять законодательную власть: она «объявляет войну и заключает мир», принимает законы. Главные же из этих законов, касающиеся конституционных основ жизни страны, выносятся на референдум – «на суждение всей России предлагаются».
Верхняя палата («Верховный Собор») должна состоять из 120 членов, которые «назначаются на всю жизнь» и именуются «боярами». Кандидатов в число «бояр» предлагают губернии, а «народное вече» утверждает их. В руках «Верховного Собора» сосредотачивается «власть блюстительная». В частности, он должен следить за тем, чтобы принимаемые нижней палатой законы строго соответствовали конституции.
Исполнительная власть принадлежит «Державной Думе», состоящей из пяти человек, «народом выбранных». Для того чтобы среди этой пятерки не появился новый диктатор, предлагается опять же ежегодная ротация. «Державная Дума… ведет войну и производит переговоры, но не объявляет войны и не заключает мира, все министерства и все вообще правительствующие места состоят под ведомством и началом Державной Думы»[47].
Собственно, тогда, когда эти органы будут сформированы и заработают, в стране и наступит всеобщее равенство. Христианский принцип «люби ближнего, как самого себя» сможет воплотиться в жизнь, и люди смогут наконец реализовать свои равные права.
У «Русской Правды» была и еще одна, так сказать, тактическая функция – она должна была обеспечить организационное единство Южного общества.
Поручик Николай Бобрищев-Пушкин описал на следствии одно из своих свиданий с Пестелем, посвященное обсуждению его конституционного проекта. Пестель, по словам Бобрищева-Пушкина, показал ему «начало этого своего сочинения под названием “Русская Правда”. На самых первых страницах, где пишет он об обязанностях человека, он вдруг говорит мне об одном месте: “Здесь, мне кажется, не хватает примера”. Я, желая узнать, с каким видом он примет религиозное мнение, дабы судить по тому, имеет ли он если не религию, то по крайней мере несомненное политическое уважение к религии, говорю ему: “Мне кажется, что здесь очень прилично поставить вот это”, – и сказал ему текст, служащий главным основанием христианской веры; он мне на это поспешно отвечал: “Это правда, впишите это своею рукою”».
Речь в данном случае шла о введении к «Русской Правде» – где Пестель описывал «основные понятия» своего проекта. «Текст, служащий основанием христианской веры», – это уже упоминавшаяся выше библейская цитата «люби бога и люби ближнего, как самого себя». Цитата эта, как и окружающие ее несколько фраз, действительно была написана рукой Бобрищева-Пушкина – и в таком виде дошла до нас.
Текст «Русской Правды» сохранил и образцы почерка большинства руководителей Южного общества – они вносили в него правку, делали попытки перевести этот документ на французский язык и т. п.
Тот же Бобрищев-Пушкин показывал на следствии, что, вставив свои дополнения в текст «Русской Правды», «через несколько минут уже догадался, что это были сети, расставленные мне для того, чтобы лишить меня возможности донести, что у него (Пестеля. – О.К.) имеется такого рода сочинение»[48]. Очевидно, что подобного рода сомнения посещали и Алексея Юшневского. По мнению авторитетного текстолога С. Н. Чернова, редактируя текст «Русской Правды», Юшневский «заботливо изменял свой почерк: его выдает только своеобразное написание буквы “Б”»[49].
Опасения и «догадки» Бобрищева-Пушкина и Юшневского вряд ли были безосновательными. Пестель недаром просил своих товарищей вносить изменения в свой текст, обсуждал проект на съездах руководителей тайного общества, в 1823 году добился формального голосования за него. Идея совместной работы над программным документом в целом похожа на ту, которую он преследовал, уговаривая членов Союза благоденствия проголосовать в 1820 году за цареубийство. Те, кто обсуждал «Русскую Правду» и голосовал за нее, чей почерк остался на ее страницах, не могли уже отговориться незнанием о существовании этого документа. И перед лицом власти они становились государственными преступниками. У них оставался единственный выход – содействовать скорейшему осуществлению революции и воплощению «Русской Правды» в жизнь.
49