Наступило утро. Из моря показался раскалённый солнечный диск. Ещё не рассеялся туман, паруса были покрыты влагой. Ганнон провёл рукой по лицу, словно стирая остатки сна и ночных сомнений.
Палубы заполнились людьми. Они упали на колени, обратив просветлённые лица на восток, туда, где лежала покинутая родина, и молитвенно сложили руки. Люди пели. Торжественные звуки гимна солнцу разносились над широким простором моря, сливаясь с плеском волн:
Весёлый солнечный диск, брызжущий ослепительными лучами, вдохнул надежду в людские сердца. Всё дурное и тяжёлое осталось позади. Солнце поднялось из вод, чтобы осветить им дорогу.
Ещё долго колонисты и матросы стояли па коленях, славя владыку Мелькарта:
Гадес
Миновав Столбы Мелькарта, корабли пошли вдоль гористого берега страны Запан. Берег, изгибающийся к северу, был пустынным и неприветливым. Лишь изредка виднелись стада овец, охраняемые свирепыми псами. Суда шли так близко от берега, что карфагеняне слышали даже лай собак.
К полудню показался глубоко вдающийся в море мыс. Вблизи оказалось, что это два острова, отделённых друг от друга и от материка неширокими проливами. На одном из них уже можно различить силуэты строений и серебряный купол храма. Это Гадес, древнейшая финикийская колония.
Почти семьсот лет назад по воле оракула жители славного города Тира снарядили корабль и отправили его за Мелькартовы Столбы. Дважды они приставали к побережью страны Запан и бросали жребий. Дважды знамения были неблагоприятны. Лишь на третий раз, когда тиряне причалили к этому острову, выпал удачный жребий. И здесь был заложен город. Это было за триста лет до основания Карфагена. Молодому городу пришлось выдержать упорную борьбу с могущественным Тартессом,[40] основанным в незапамятные времена иберийцами, жителями страны Запан. В этой борьбе Гадес одержал победу. Вскоре Тартесс был уничтожен страшным землетрясением, и на западе у Гадеса уже не было соперников. Опасность ему угрожала только с востока, со стороны Карфагена. Не в силах противостоять Карфагену, Гадес вынужден был ему подчиниться. Это было лет сорок назад. С той поры карфагенские купцы завладели богатой торговлей Гадеса. Ни один эллинский, этрусский или какой-либо другой корабль не мог быть принят в гавани Гадеса. Олово, янтарь, серебро, медь — всё это досталось Карфагену. Но гадесцы сохранили самоуправление городом. Во главе Гадеса стоял выборный суффет, правивший в согласии с богатыми мужами города.
Всё это хорошо известно Мидаклиту. Но о Гадесе существует так много легенд, столько выдумок об опасностях, подстерегающих на каждом шагу путешественников, пожелавших увидеть город, что очень заманчиво взглянуть на него своими глазами. Вот почему с таким любопытством смотрит Мидаклит на стены Гадеса. Может быть, ему удастся отделить правду от лжи, как ветер отделяет зёрна от плевел.
В руках у эллина — прямоугольная медная доска. На её блестящей поверхности — какие-то узоры, напоминающие причудливую вышивку.
— Что это? — спрашивает Гискон.
— «Рисунок земли». Вот эта линия обозначает берег. Видишь, как сходятся две черты, оставляя узкий проход? Это и есть Столбы Мелькарта. А за ними — океан. Такие «рисунки земли» впервые появились у вавилонян и египтян. Делали они их на глине и папирусе. Очертания берегов на медь перенесли твои предки — финикияне. Никто из смертных не заплывал дальше них. Лишь восемьдесят лет назад «рисунок земли» появился у моих соотечественников. Его дерзнул начертить мой земляк Анаксимандр. Другой мой соотечественник, Гекатей, прозванный Многостранствующим, исправил и дополнил «рисунок земли», принадлежавший Анаксимандру. А я хочу продолжить работу Гекатея. Ему ведь не пришлось здесь побывать. Он даже не знал, что Гадес находится на островке.
— А кому нужны эти «рисунки земли»? — прервал грека Гискон.
— Морякам — чтобы они знали, куда плыть, купцам — чтобы они могли найти дорогу в другие страны, путнику — чтобы он не заблудился.
Корабли медленно сворачивали в узкий пролив между островами. На глаз он шириной в пятьсот локтей.[41] Рой лодок и барок высыпал им навстречу. На барках покрупнее нос был украшен изображением лошадиной морды.
Набережные полны людей. Мелькают тёмно-бронзовые лица, сверкающие белизной одежды. Никогда ещё на памяти гадесцев в порт не заходил такой большой флот. К тому же его возглавляет сам суффет Карфагена. Большой флаг республики, синий, с двумя пурпурными полосами, гордо реет на носу идущего впереди корабля.
— Мир вам! — кричат гадесцы, а карфагеняне приветственно машут им в ответ.
Один за другим корабли пристают к изогнутому, как олений рог, каменному молу. Матросы ловко бросают причальные канаты на позеленевшие деревянные сваи. Гремят цепи. С плеском падают на воду якоря.
Когда были убраны паруса, сброшены и укреплены сходни, моряки и колонисты сошли на берег и вскоре заполнили почти всю набережную. Многие, упав на колени, возносили хвалу богам.
Карфагенян окружила толпа. Их засыпали вопросами о Карфагене, о людях, которых никто не знал и не помнил.
Вскоре колонисты с наслаждением бродили по узким улочкам. И всюду за ними шли говорливые, весёлые гадесцы.
Остров, в западной части которого расположен Гадес, невелик. Дома тесно примыкают друг к другу. Низкие двери и узкие стрельчатые окна выходят на улицу. Такие окна называют египетскими. Плоские кровли полны любопытных. Женщины в белых туниках с золотыми кольцами на смуглых руках улыбаются и бросают карфагенянам цветы.
Ганнон поймал розу и укрепил её в складках одежды. Гул приветствий вспыхнул с новой силой.
Ганнон в сопровождении кормчих направлялся к суффету Гадеса. Впереди шагал Гискон. Ему поручено было нести жезл суффета Карфагена. Мальчик горд этим поручением и с радостью ловит любопытные взгляды гадесцев, обращённые на него.
От встречи с суффетом Гадеса Ганнон ждёт многого. Ему нужно пополнить запасы провизии, починить корабли, закупить товары для торговли с чернокожими туземцами тех земель, куда лежит их путь. Во всём этом должен помочь суффет.
У двухэтажного дома, к которому примыкал большой фруктовый сад, стояли стражи. Увидев Ганнона и его свиту, они вытянули вперёд правую руку со щитом. Щиты образовали ровную блестящую линию.
В дверях показался небольшого роста пожилой человек с острой седоватой бородкой. Его карие глаза смотрели умно и благожелательно. Это суффет Гадеса Хирам.
Гискон, как ему было сказано, протянул суффету жезл, после чего карфагенян пригласили в дом.
Хирам заключил Ганнона в дружеские объятия:
— Я помню твоего дядю Гимилькона. Он останавливался у меня на пути к Эстременидам.[42]
Суффет пригласил гостей к столу. Ганнона усадили на почётное сиденье с деревянной резной спинкой и мраморными подлокотниками.
За длинным столом, установленным серебряными подносами с дичью, высокими амфорами из красноватой сагунтийской глины, беседа затянулась до огней.
Отливая небольшими глотками терпкое вино, Ганнон рассказал суффету о своих планах. Хирам слушал с выражением сочувствия и интереса. Когда Ганнон закончил свой рассказ, Хирам заговорил:
40
Тартéсс — главный город древнейшего государства в южной Испании. Славился своими серебряными рудниками.