В наши дни газеты полны кошмарных рассказов об ищущих убежища, стремящихся пересечь государственные границы и прячущихся для этого среди товаров – ведь товары обладают гораздо большей мобильностью, чем люди. В декабре 2001 года в контейнере с офисной мебелью были обнаружены тела восьми румынских беженцев, в том числе двоих детей: они задохнулись во время долгого морского пути. В том же году в О-Клере, штат Висконсин, среди аксессуаров для ванных комнат нашли еще два трупа. В 2000 году 54 китайских беженца задохнулись в кузове фуры в английском городе Дувре.
Все эти ограды связаны между собой: реальные, сделанные из стали и колючей проволоки, необходимы для материализации виртуальных, тех, что не допускают ресурсы и блага в руки большинства людей. Охранные фирмы зарабатывают больше всего в городах, где разрыв между богатыми и бедными наибольший – в Иоганнесбурге, Сан-Паулу, Нью-Дели. – торгуя железными заграждениями, бронированными автомобилями, хитроумными системами сигнализации и наемными армиями частных охранников. Бразильцы, например, тратят 4,5 миллиарда долларов США на частную охрану, а 400-тысячная армия вооруженных наемных полицейских превосходит численностью официальную полицию почти в четыре раза. В глубоко разделенной Южной Африке ежегодные затраты на частную охрану достигли 1,6 миллиарда долларов, что более чем втрое выше годовых правительственных расходов на доступное жилье. Создается впечатление, что огороженные территории, защищающие имущих от неимущих, – это микрокосмы того, что быстро становится глобальным охранным государством: не глобальной деревней, призванной делать ниже стены и барьеры, как нам было обещано, а сетью крепостей, связанных между собой бронированными торговыми коридорами.
Если эта картина выглядит крайним преувеличением, то только потому, что большинство из нас, живущих на Западе, видят эти заборы редко. Но в последние несколько лет некоторые ограды вылезли на всеобщее обозрение – часто, и очень кстати, во время саммитов, на которых эта бесчеловечная модель глобализации получает дальнейшее развитие. Уже стало считаться в порядке вещей: если мировые лидеры хотят собраться вместе и обсудить новую торговую сделку, им придется, защищаясь от общественного гнева, выстроить для себя крепость по последнему слову техники – с танками, слезоточивым газом, брандспойтами и служебными собаками. Когда в апреле 2001 года Квебек принимал у себя Американский саммит (Summit of the Americas), канадское правительство предприняло беспрецедентные меры: выстроило клетку не только вокруг конференц-центра, но и всего центра города, заставив жителей предъявлять официальные документы, чтобы попасть домой или на работу. Есть и другая, тоже популярная методика: устраивать саммиты в труднодоступных местах: встреча Большой восьмерки (G8) 2002 года проходила в канадских Скалистых горах, а совещание ВТО 2001 года – в репрессивном государстве Катар (Персидский залив), эмир которого запрещает политические протесты. «Война с терроризмом» тоже стала забором, за которым можно прятаться участникам саммитов, объясняя, почему проявления общественного недовольства на этот раз невозможны, или еще хуже – проводя угрожающие параллели между легитимным протестом и направленным на разрушение терроризмом.
Но когда я впервые участвовала в контрсаммите, мне запомнилось отчетливое ощущение, что открывается какой-то политический портал – калитка, окно, «трещина в истории», пользуясь прекрасным выражением субкоманданте Маркоса[2]. Эта брешь не имеет ничего общего с разбитой витриной местного McDonald's, образа, столь излюбленного телевизионными камерами; нет, это было нечто другое – ощущение шанса, порыв свежего воздуха, приток кислорода к мозгу. Эти акции протеста – на самом деле недельные марафоны интенсивного просвещения в глобальной политике, ночных сессий по стратегии синхронного перевода на шесть языков, фестивалей музыки и уличного театра – как шаг в параллельную вселенную. В один миг место действия преобразуется в некий альтернативный глобальный город, где люди общаются друг с другом, а перспектива радикальных перемен политического курса представляется не странной анахроничной идеей, а самой логичной мыслью на свете.
Даже жесткие меры безопасности активисты встраивают в свой протест: заборы, окружающие саммиты, становятся метафорой экономической модели, которая обрекает миллиарды людей на нищету и отверженность. У этих заборов устраиваются стычки – но не только такие, в которых задействованы камни и бутылки: баллоны со слезоточивым газом забрасывают хоккейными клюшками обратно; брандспойтам издевательски противопоставляют водяные пистолеты, а гудящие над головой вертолеты дразнят роем бумажных самолетиков. Во время квебекского Американского саммита группа активистов построила из дерева средневековую метательную машину, подкатила ее к трехметровому забору, возведенному вокруг центра города, и принялась стрелять через «крепостную стену» плюшевыми мишками. В Праге, во время совещания Всемирного банка и Международного валютного фонда, итальянская группа активных действий, получившая название Tute Blanche («Белые комбинезоны»), решила не противостоять одетой в черное полиции не в столь же угрожающих лыжных масках и банданах: вместо этого они вышли навстречу полицейскому строю в белых спортивных костюмах, нашпигованных резиновыми шинами и пенополистиро-лом. В противостоянии между Дартом Вейдером и армией «Мишленменов«полиция победить не могла. Тем временем в другой части города на крутой склон, ведущий к конференц-центру, взбиралась группа «розовых фей» в гротескных париках, розовых с серебром вечерних нарядах и туфлях на высокой платформе. Эти активисты вполне серьезны в своем желании нарушить существующий экономический порядок, но их тактика отражает решительный отказ влезать в классическую борьбу за власть: их цель не в захвате власти для себя, а в том, чтобы бросить вызов централизации власти в принципе.
Открываются также и другие «окна» – мирные заговоры с целью получить обратно приватизированное общественное пространство. Это и учащаяся молодежь, вышвыривающая рекламные плакаты из классных комнат, обменивающаяся музыкой в компьютерной сети или создающая независимые медийные центры с бесплатным программным обеспечением. Это и тайские крестьяне, выращивающие овощи без химии на полях для гольфа, и обезземеленные бразильские фермеры, сломавшие заборы вокруг бесхозных земель и устроившие на них сельскохозяйственные кооперативы. Это и боливийские рабочие, отменяющие приватизацию своего водоснабжения, и жители южноафриканских поселков, самовольно подключающие к электрическим сетям своих отключенных соседей под девизом «Энергию – людям!». Вернув обратно эти пространства, они их переделывают. В районных ассамблеях, в городских советах, в независимых медийных центрах, в общественно управляемых лесах и на фермах рождается новая культура энергичной, непосредственной демократии, которую питает и укрепляет прямое участие, а не ослабляет и расхолаживает пассивное избирательное право и наблюдение за последствиями.
Несмотря на все усилия приватизации, выясняется, что есть вещи, которые не могут никому принадлежать. Музыка, вода, электричество, идеи обладают природной сопротивляемостью отгораживанию, тенденцией ускользать, перекрестно опыляться, переливаться поверх барьеров, выныривать через открытые окна.
Сейчас, когда я пишу эти строки, еще неясно, что получится из этих освобождающихся пространств, неясно, достанет ли им прочности устоять против атак со стороны полиции и военных сейчас – когда грань между террористом и активистом намеренно размывается. Вопрос о том, что будет дальше, волнует меня, как волнует всех тех, кто участвует в строительстве этого международного движения. Но данная книга – не попытка ответить на все вопросы, а только взгляд на то, как развивалось движение. Я решила не переписывать свои статьи, а лишь внести незначительные поправки, как правило, обозначенные квадратными скобками, уточнив ссылку или добавив довод. Они представлены здесь (более или менее в хронологической последовательности), какими были: открытками, надписанными в острые моменты жизни, черновиками первой главы очень старой и постоянно повторяющейся повести – повести о людях, которые расшатывают пытающиеся сдерживать их барьеры, открывают новые окна и глубоко вдыхают воздух свободы.