Большие надежды гарнизон связывал с боевыми кораблями, но "Аврора" была неизвестно где (да и не было уверенности, что она придёт защищать именно Петропавловск), корвет же "Оливуца", согласно предписаниям, ушёл в сторону Сахалина. А ещё Завойко был абсолютно уверен, что, даже несмотря на вопиющую инертность столичных чиновников, помощь всё равно придёт - лишь бы успела. Он искренне надеялся на Муравьёва-Амурского и на то, что провидение даст ему достаточно времени (хотя куда там - уж середина лета!), а также на помощь Свыше. Но, заметим, Силы Небесные, когда дело касается справедливости, помогают только тем, кто очень старается - на грани своих возможностей. Завойко и это знал отлично - имел возможность убедиться на предыдущих местах своей службы.
Между тем, уже на Гавайях, два контр-адмирала всё продолжали свои споры и препирательства, не ускользнувшие ни от кого, в том числе и от американских чиновников. Уже после ухода эскадры некто Дэвид Л. Грэгг из американского представительства на Гавайских островах так и написал 26 июля некоему мистеру Марси об "отсутствии на союзной эскадре великой гармонии чувств", и вообще тон письма выглядит насмешливым.
25 июля эскадра из восьми кораблей взяла курс на Камчатку, хорошо отдохнув и запасшись свежим продовольствием. На каждом корабле в специальных стойлах мычали по пять молодых бычков - чтоб экипажам не сидеть на одной солонине, а на флагманском фрегате "President" их было даже шесть. Едва отойдя от Гонолулу, контр-адмирал Прайс объявил о своём намерении идти на Ситку, но команды на смену курса почему-то так и не дал. 30 июля 32-пушечный английский шлюп "Amphitrite" (Амфитрита - владычица морей) и 30-пушечный французский корвет "L'Artemise" (Артемида), по обоюдному согласию адмиралов, отделились от эскадры, направившись к Русской Америке - к Ситке и в сторону Сан-Франциско. Исходя из направления, поставленная им задача вполне понятна. Остальные шесть кораблей продолжили свой путь к Петропавловску и 14 августа вошли в зону густого тумана, характерного для этого района океана летом; периодически обмениваясь сигнальными выстрелами из пушек, эскадра уверенно шла на норд-норд-вест, обоснованно ожидая быстрой и лёгкой победы. "Virago" еле поспевала за эскадрой, и Прайс приказал "Pique" взять её на буксир. Потом отстал французский корвет "L'Eurydice" (Эвридика); затем вдруг начало штормить, шквал следовал за шквалом... но это было уже потом.
Здесь имеет смысл немного остановиться и договориться насчёт исчисления дат. Дело в том, что принятый в те времена в России юлианский календарь (для нас привычней - "старый стиль") к XIX веку имел разницу с принятым в Европе и Америке григорианским уже в 12 дней. А, начиная с того момента, как союзная эскадра пересекла тихоокеанскую границу между западным и восточным полушарием - линию смены дат18 - к датам, указанным в официальных документах английских и французских кораблей, нужно прибавлять ещё один день. Договоримся так, и с этого момента далее будем указывать все даты по современному летоисчислению, ибо так будет проще.
А пока объединённая эскадра только покидает Гавайские острова, вернёмся на Камчатку. С Дальнего Маяка через сигнальный пост у Бабушкиного Камня в Петропавловск передали: "Вижу военный корабль, идущий к Авачинской губе". Город переполошился, и стало непонятно - почему ж только один? Но это была "Аврора". Её переход на Камчатку был непростым: в пути постоянно штормило, оснастка фрегата в Кальяо была отремонтирована наспех и причинила множество хлопот. Кроме того, экипаж, толком не отдохнувший в Перу и не успевший восполнить потери в витаминах, подвергся жестокой атаке цинги, свалившей командира, многих матросов, некоторых офицеров и гардемаринов. Но талант Ивана Изыльметьева как моряка, навигатора и командира в этом переходе проявился наиболее ярко; пройдёт совсем немного времени, и все узнают его ещё и как мудрого организатора береговой обороны, как хладнокровного бойца и надёжного товарища, к тому же добродушного, остроумного и скромного...
Триста человек экипажа "Авроры" и её сорок четыре пушки резко подняли шансы Завойко и всех защитников города. Люди радовались, от нахлынувшей было тени уныния не осталось и следа. Заболевших моряков тут же разобрали по домам - камчатская черемша (лук охотский, Allium ochotense) изгоняет цингу быстро и без следа. Завойко же с Изыльметьевым, посовещавшись, решили, что взять Петропавловск союзникам теперь будет куда сложнее. Экипаж "Авроры" о решении командира остаться на Камчатке ещё не знал, а потому поговаривал о скорейшем уходе из этого захолустья на оперативный простор - не терпелось атаковать19 купеческие суда неприятеля, а в перерывах отдыхать где-нибудь в Маниле (о том, что Петропавловск подвергнется штурму целой объединённой эскадрой, никто и не помышлял).
А пятого июля - подарок защитникам города от генерал-губернатора Восточной Сибири. В гавань Петропавловска вошёл военный транспорт "Двина", а на нём - триста пятьдесят солдат Сибирского Линейного батальона под командованием капитана 1 ранга А. П. Арбузова, да две двухпудовые бомбические20 пушки, да 14 орудий 36-фунтовых21, а ещё прибыл военный инженер Константин Мровинский с задачей возглавить строительство береговых укреплений по самому последнему слову тогдашней техники. Таким образом, к исходу июля гарнизон Петропавловска составляли 41 офицер, 476 солдат, 349 матросов, 18 русских добровольцев и 36 камчадалов. Вместе с остальным населением, а в стороне не захотел оставаться никто, вышло 1013 (по другим данным - 1018) человек.
Тактику обороны в большой степени определили особенности ландшафта. "Аврору" и "Двину" поставили на якорь внутри гавани левыми бортами к внутреннему берегу Кошки, а орудия правого борта свезли на берег. Узкий проход между оконечностью Кошки и мысом Сигнальным закрыли деревянными бонами-сваями на цепях. Поставили несколько батарей - на Сигнальном мысу, на Кошке, на склоне сопки Красный Яр, над портом, на Лаперузовом перешейке, у подножия Никольской сопки и на Озерновской косе у Рыбного склада. Каждая батарея имела свою строгую задачу.
Батарея номер один на Сигнальном мысу (командир батареи лейтенант Гаврилов) имела три 36-фунтовых пушки и две двухпудовых бомбических. Её задача - прикрытие подходов к гавани с юга. Над батареей нависала скала, поэтому для защиты от осколков камней над ней был растянут старый парус. Кроме бруствера, никакой защиты она не имела.
Батарея номер два на Кошке (командир батареи лейтенант князь Дмитрий Максутов 3-й22) имела десять 36-фунтовок и одну 24-фунтовую. Задача - непосредственная оборона входа в гавань. Это была единственная батарея, укреплённая по всем правилам - для неё успели даже сделать перекрытие сверху.
Батарея номер три на Лаперузовом перешейке (командир лейтенант князь Александр Максутов 2-й) имела пять 24-фунтовых орудий с "Авроры" и прикрывала Петропавловск с запада. Её задача была не подпустить неприятельские корабли к берегу для высадки десанта. Эту батарею не успели толком укрепить, и она осталась совершенно не защищённой от ядер неприятеля, почему её и прозвали "Смертельной" ещё задолго до боя.
Батарея номер четыре на Красном Яру (командир батареи мичман Попов) имела три 24-фунтовых орудия. Она должна была совместно с батареей N 1 прикрывать подходы к порту с юга, а также не допустить высадки десанта на участке берега от Кошки до Красного Яра; она также не имела верхнего перекрытия, а только импровизированный бруствер. Её мрачно называли Кладбищенской, но только потому, что она находилась за городским кладбищем, что на Поганке.
19
Читай: "грабить". Чего греха таить, приватирство есть один из обычных способов войны на море, и тут все хороши - что русские, что англичане, что французы, что испанцы. Этот полузаконный морской грабёж будет отменён только в 1856 году Парижской конвенцией.
21
В те времена калибр пушек редко измерялся диаметром канала ствола в дюймах. Чаще - весом ядра в фунтах. Английский фунт как мера калибра - libres (устар.) и pounders - равен 0,45 кг. 24 фунта = 10,8 кг, 32 фунта = 14,5 кг, 68 фунтов = 31 кг. Кроме того, для описания пушек (как и для подсчёта веса сожжённого в топке парохода угля) англичане применяли cwt, или hundred-weight - "сотки" как мера веса (112 фунтов, или 51 кг). На "Virago", к примеру, стояли пушки: 1 68-фунтовая поворотная в 95 соток, 1 10-дюймовая в 84 сотки и 4 32-фунтовых в 22 сотки. Русский же фунт равен 0,41 кг.
22
Согласно традиции, однофамильцы (хотя бы и братья) на русском (да и на английском) флоте отличались порядковым номером: Иванов 7-й, Павлов 2-й и так далее.