Пока его армии двигались от одной победы к другой, Василий направил свою непомерную энергию на внутригосударственные дела. Он считал, что нет лучшего подтверждения упадка Византийской империи, чем недостаточное строительство в столице. Старые храмы позорно ветшали и разрушались, а государственные здания начинали являть несомненные признаки упадка. Разослав рабочих по столице, император развернул широкомасштабную программу по переустройству Царицы городов. Каменные крыши пришли на смену деревянным, стены были восстановлены и укреплены, а новые замечательные мозаики вернули церквям их бывшую славу.
Однако самые большие усилия Василий приберег для своей личной резиденции в императорском дворце. Богато украшенные резьбой колонны зеленого мрамора с толстыми желтыми прожилками поддерживали своды, крытые золотом; огромные портреты императора и его семьи были выложены в роскошных мозаиках. Большие имперские орлы украсили пол, а стеклянные мозаичные плитки, полные золота, искрились над ними.
Прямо к востоку от этих палат вознеслась новая величественная церковь, официально посвященная четырем святым, но более известная под довольно непритязательным названием «Nea Ekklesia» — «Новая церковь». Более дерзновенного строения не украшало горизонта со времен, когда Юстиниан закончил возведение Софийского собора. Бесчисленные ангелы и архангелы смотрели с его нисходящих сводов, а внутренние помещения были усеяны не имеющими цены самоцветами. Эта церковь должна была стать самым главным архитектурным сооружением Василия, вечным напоминанием о великолепии македонской династии.
Император настолько сосредоточился на том, чтобы закончить эту постройку, что когда пришли вести о том, что арабы осаждают Сиракузы — последний значительный оплот Византии в Сицилии, — он отказался отправить флот ему в помощь, вместо того предпочтя использовать боевые корабли на транспортировке мрамора для его церкви. Сиракузы пали, но постройка Новой Церкви была завершена.[134]
Византия с очевидностью снова обрела опору под ногами, а вдобавок к восстановлению власти и престижа империя теперь вступила в эпоху поразительного культурного возрождения. Все началось с блистательного патриарха Фотия, который практически в одиночку возродил в империи любовь к классической римской и греческой литературе.[135] Последовал всплеск интеллектуальной деятельности, и Василий приступил к новому амбициозному проекту перевода кодекса Юстиниана на греческий. Для императора, которому самому не хватало образования, это стало бы значительным достижением — но Василию так и не представилось случая завершить свой проект. Его любимый старший сын Константин, которого готовили к наследованию трона, внезапно скончался, и Василий был сражен глубоким горем, от которого так более и не оправился.
Печаль Василия еще более усугубляло то обстоятельство, что смерть сделала прямым наследником его второго сына, будущего Льва VI. В силу довольно запутанных обстоятельств Василий был женат на любовнице своего предшественника, и многие (а особенно сам Василий, которому было лучше это знать) подозревали во Льве ребенка Михаила Пьяницы. Мысль о том, что этот мальчик скоро унаследует трон, который должен был достаться Константину, подталкивала его на крайние меры. Когда император обнаружил, что пятнадцатилетний Лев завел любовницу по имени Зоя, он жестоко избил подростка, запер его во флигеле дворца и выдал Зою замуж за кого-то еще. Впрочем, это никак не повиляло на их роман — как только Лев вышел из заточения, он возобновил отношения с Зоей. Разгневанный император бросил Льва в тюрьму и как-то раз даже угрожал выколоть мальчику глаза, чем глубоко потряс придворных.
Отцу Зои в конце концов удалось уговорить императора освободить Льва, указав, что поскольку ему уже за семьдесят, держать наследника трона в немилости означает навлечь на империю ужасы споров о престолонаследии. Василий с неохотой уступил, они с сыном примирились, но мало кто верил, что это продлится долго. Под тяжестью своего горя император становился все более непредсказуемым, зачастую на него накатывали приступы безумия. Он никогда не выказывал ни малейших колебаний в том, что касалось устранения неудобных людей, и Лев был полностью уверен, что обстоятельства сложатся не в его пользу, если император протянет еще долго. Впрочем, Василий всегда славился своей физической мощью, и в семьдесят четыре года не подавал признаков угасания. Возможно, природу следовало поторопить.
134
К сожалению, текстовые описания — все, что сохранилось от этой величественной церкви. После падения города в 1453 году турки использовали ее как хранилище для пороха, и нет ничего удивительного в том, что в итоге однажды она взлетела на воздух.
135
Заядлый читатель, Фотий сделал многочисленные заметки о рукописях, бывших в его распоряжении. В этих первых в истории книжных обзорах он оставил нам замечательное собрание своих мыслей о прочитанном. К несчастью, большинство работ, которые он отрецензировал, не сохранились до наших дней — но его обзор дал нам редкую возможность подробнее узнать о некоторых блистательных, но утраченных византийских шедеврах.