Только в одном великий император потерпел гибельное поражение: полностью поглощенный заботами о государстве, он так и не произвел наследника. Но пагубные последствия этого станут ясны для империи уже не при его жизни.
К 1025 году под твердым руководством всесильного императора византийский орел побеждал практически по всем фронтам. Враги рассеялись перед ним или были разбиты, и только на Сицилии мусульманский правитель продолжал сопротивление. Надеясь ликвидировать эту последнюю занозу, семидесятилетний император собрал огромную армию и, поручив ее заботам евнуха, отправил ожидать его прибытия в Калабрии. Но Василий II так и не прибыл. Проведя на троне шестьдесят четыре года — больше, чем любой другой монарх в римской истории, — он умер, занимаясь планированием военной кампании, что само по себе достаточно символично.
Константин Великий установил двенадцать массивных саркофагов вокруг своей величественной гробницы в Церкви Апостолов, и тела величайших византийских императоров традиционно хоронили в них. В 1025 году оставался только один незанятый саркофаг, и Василий имел полное право быть похороненным там; но согласно его собственной воле, его тело было похоронено в церкви в Эбдомоне неподалеку от стен города.[171] Хотя мало кто из императоров в большей степени заслуживал быть похороненным среди титанов прошлого, место его упокоения в каком-то смысле соответствовало ему. Он всегда оставался в стороне от своих подданных, никогда не позволяя себе отвлекаться от наиважнейшей задачи управления империей. Он подчинил чужеземных правителей своей воле, посрамил своих врагов и защитил бедных от власти аристократии. Несмотря на все это, он оставался странно сдержанным, внушая своим подданным восхищение, но не любовь. Склад его ума всегда был удивительно невизантийским, отлитым скорее по мерке его спартанских предков, не соответствующим туманным богословским рассуждениям его современников. Как и советовал ему старый мятежник много лет назад, ни женщине, ни мужчине он не позволил разделить тяжесть своей ноши. Несмотря на все тяжелые испытания, выпавшие на долю его правления, он оставался блистательным, но отчужденным — без сомнения, самым одиноким человеком из всех, что когда-либо сидели на византийском троне.
ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ. МАРШ БЕЗРАССУДСТВА
Империя, которую Василий II оставил после себя, была поистине великолепной. Она простиралась от Дуная на западе до Евфрата на востоке. Ни одна держава в Европе, на Ближнем или Среднем Востоке не могла сравниться с ней; ее золотая монета, номисма, была стандартной торговой валютой — и оставалась таковой веками. Враги-мусульмане испытывали ужас перед империей. Христианские государства Европы видели в ней своего величайшего защитника, и не один германский император отправлялся в Южную Италию, где пролегали границы империи, за признанием своего титула.[172] Путешественники из Западной Европы, приходящие на рынки империи или в ее города, попадали в мир, резко отличающийся от того, который они знали. Средневековая Европа пребывала в феодализме, шансы ее обитателей избежать крайней нищеты были невелики. Крестьяне всю свою жизнь тяжко трудились на земле, которая им не принадлежала, а медицина предлагала больным «лекарства», которые зачастую были не менее смертоносны, чем сама болезнь. Беднякам приходилось выживать на рационе из грубого черного хлеба и сыра, а дожить до тридцати пяти лет было счастьем. Сообщение между городами было медленным, путешествия — опасными, а грамотность была доступна только богатым и влиятельным людям. Церковь обеспечивала хотя бы какое-то доступное образование — но только если удавалось найти грамотного священника.
171
Эбдомон — южный пригород Константинополя. Здесь располагались дворцы Валента II и Юстиниана I, а также Марсово поле, на котором армией было провозглашено несколько императоров. В настоящее время Бакыркей, район Стамбула.
172
Глубокое впечатление на европейцев производила также имперская изысканность. В 1004 году византийская аристократка по имени Мария вызвала необычайный интерес в Венеции, когда принялась за еду с помощью старинного римского двузубого золотого орудия. Воспринятое как последнего слово моды, это приспособление стало невероятно популярным, и уже вскоре вилка получила широкое распространение на Западе.