Госпожа де Трево повернула голову и вперила взор в пространство, словно пытаясь разглядеть там, разумеется, не ребенка, а молодого монаха, некогда представшего перед ней на палубе в знойный день. Человека, чья сутана из грубой шерстяной ткани доставляла неприятные ощущения ее нежной коже в ту ночь, когда флейта великого Пана, насмешливого и добродушного бога, исполняла над сверкающим морем свадебную песнь вечного языческого блаженства.
IV 
Эта история началась под баньяном в одном из тех роскошных особняков, где жили в Индии высокопоставленные британские чиновники.
Человек, которого представила мне хозяйка дома, соответствовал классическому образу немецкого ученого: высокий, белокурый, солидный, с утонченными манерами, в больших очках в золотой оправе. Гость и вправду оказался профессором. «Доктор, профессор Арнольд Грюнвальд» — значилось на визитной карточке, где также было указано его местожительство: «Вена». Герр Грюнвальд был австрийцем.
— Профессор желает поговорить с вами о привидениях, — сказала мне леди Вудворд с улыбкой.
— Нет, не о привидениях, — поправил ее профессор, чей значительный вид свидетельствовал о том, что шутить он не намерен. — Речь идет о явлениях необычного характера, требующих изучения.
Судя по такому заявлению, наша беседа обещала принять сугубо научный характер. Однако в последующие дни — профессор захотел снова со мной встретиться — мы погрузились в область неведомого.
В ту пору я только вернулась из первой длительной поездки по тибетской земле, и посему доктор Грюнвальд рассчитывал на приобретенные мной знания в области тибетской магии, надеясь, что я помогу ему прояснить задачу, которую он пытался решить.
Профессор Грюнвальд, австриец по паспорту, был наполовину русским — по линии матери-сибирячки, — а может быть, и чуть-чуть монголом. Данное обстоятельство, по моему мнению, объясняло некоторые особенности его характера. Он называл себя оккультистом и астрологом. В ту пору, когда мы встретились, он интересовался Вифлеемской звездой, той самой, которая, согласно преданию, указала волхвам путь к заветному хлеву.
Что это была за звезда, казалось, двигавшаяся в небе перед царственными странниками? Эта проблема весьма интересовала всезнающего венского доктора.
Он прекрасно понимал, что, если идти или ехать в одном направлении, ориентируясь на какую-нибудь звезду, то может создаться обманчивое впечатление, будто она тоже движется впереди человека… Это относится к тем звездам, что не опускаются ниже линии горизонта, к тем, которые не «заходят».
Однако даже «заходящие» звезды на следующий день продолжают свой путь, в то время как эта остановилась.
«И се, звезда, которую видели они на востоке, шла перед ними, как наконец пришла и остановилась над местом, где был Младенец»[44].
Она остановилась… Что было дальше, неизвестно. Ни слова не сказано о том, когда и как она исчезла. Вообще не сказано, что она пропала, но на нашем небосклоне ее нет.
А ведь все звезды, которые видели наши самые давние предки, по-прежнему существуют, и их можно обнаружить в том или другом уголке неба. Но куда же подевалась та звезда после ее остановки над «местом, где был Младенец»?
В течение многих лет герр Грюнвальд чертил сложные чертежи, занимался расчетами, основанными на астрономических данных вкупе с астрологическими вычислениями, но ему так и не удалось отыскать свою звезду. Когда профессор пришел ко мне домой, он уже начал робко сомневаться в ее существовании. Нет, он вовсе не пришел к заключению, что вся эта история о звезде и волхвах не что иное, как одно из изобилующих чудесами преданий, столь сладостных для простых душ. Ничего подобного! Он твердо верил в историческую реальность царей-волхвов и их путеводной звезды.
По-видимому, я поколебала его уверенность, напомнив, что во время странствия иудеев по пустыне после их ухода из Египта путь им якобы указывал передвигавшийся впереди столп: огненный — ночью и облачный — днем.
Какую оплошность я допустила! Мое злополучное замечание лишь укрепило веру профессора в чудо странствующей звезды. Одно наблюдавшееся явление — упомянутый в «Исходе» (13:22) столп — могло повториться снова, пусть и в несколько ином виде.
Безусловно, тут было над чем задуматься, вот профессор и принялся размышлять. Мне же стало казаться, что я постепенно погружаюсь в атмосферу сумасшедшего дома.