Таким образом, текст без читателя, вернее вне восприятия читателя, неполон, ущербен. Реально он существует только в процессе его восприятия, при реконструкции той части его содержания, которая прямо в тексте не выражена, а предполагается известной читателю и привносится им при создании собственной проекции текста[8] (термин Н.А. Рубакина). Именно в этом смысле можно говорить о диалогичности процесса восприятия текста, о тексте как составной части акта коммуникации, т. е. о коммуникативной природе художественного текста.
Благодаря своей природе художественный текст позволяет создать на занятии одну из самых естественных коммуникативных ситуаций – ситуацию общения, взаимодействия читателя и книги.
«Монтень говорил, что ему необходимы три вида общения: любовь, дружба и чтение книг[9]. И все они по природе своей почти одинаковы, книги можно любить, они всегда будут верны друзьям. <…> Мы чувствуем себя одинокими в этом огромном равнодушном мире. Мы страдаем от этого, нас ранят несправедливость и трудности жизни. Из книг мы узнаём, что и другие, в том числе великие люди, так же страдали и искали, как и мы. Книги – это открытые двери к другим душам и другим народам» (А. Моруа) (цит. по: Человек читающий 1990: 214; курсив наш. – Н.К.). Конечно, книги, как и люди, бывают разными, и мы разного ждём от них, но всегда общения.
В. Набоков писал: «Имеется три точки зрения, с которых писатель может быть рассмотрен: он может быть рассмотрен как рассказчик, как учитель и как чародей. Большой писатель – комбинация этих трёх – рассказчика, учителя, чародея, – но чародей в нём преобладает и делает его большим писателем.
К рассказчику мы обращаемся за развлечением, ради эмоционального соучастия, ради удовольствия постранствовать в какой-то отдалённой области пространства и времени. Несколько иное, однако не обязательно более высокое, сознание ищет в писателе учителя. Пропагандист, моралист, проповедник – вот нарастающая последовательность. Мы можем идти к учителю не только за нравственным воспитанием, но также за непосредственным знанием, за простыми фактам… <…>
Три грани великого писателя – волшебство, рассказ, урок – склонны смешиваться в одно впечатление единого и единственного сияния, так как очарование искусства может присутствовать в самих костях рассказа, в самом костном мозге мысли» (цит. по: Человек читающий 1990: 123; курсив наш. – Н.К.).
Таким образом, чтение – это одновременно общение и познание, у него есть коммуникативный и когнитивный аспекты.
Коммуникативная направленность художественного текста предполагает ориентированность на определённый тип читателя.
Публикуя своё произведение, писатель адресует его всем потенциальным читателям. Однако каждый на собственном опыте знает, сколь избирательно человеческое сознание в выборе книги для чтения, причём не для работы или обучения, а для чтения ради удовольствия.
Вопрос о том, как и какие книги находят наиболее «благоприятный отклик» в тех или иных общественных группах, волновал ещё Н.А. Рубакина, создателя библиопсихологии (науки о восприятии и распространении книг), который призывал исследовать взаимодействие книги и читателя с учётом конкретных условий – политических, экономических и психологических (Рубакин 1977).
В любом тексте, а в художественном с его максимально возможной, не стеснённой рамками функционального речевого стиля (как в научном или деловом) свободой выражения тем более, находят отражение все стороны личности писателя как результат его сознательных усилий и подсознательных действий. По словам Ю.Н. Караулова, «за каждым текстом стоит языковая личность, владеющая системой языка» (Караулов 1987: 8).
Н.А. Рубакин считал возможным выявление в тексте присущих автору «характера, темперамента, типа, склада ума и мышления, преобладающих эмоций, наклонности и активности или пассивности» (Рубакин 1977: 204) и вполне разделял гипотезу Э. Геннекена о психическом сходстве читателя и писателя[10], т. е. утверждал, что читатель по своим психологическим характеристикам похож на писателя, книги которого ему нравятся.
Мы говорим о том, что нас интересуют темы, которые тот или иной писатель выбирает для своих произведений, проблемы, которые в них ставятся, манера (стиль, язык) изложения того и другого и т. п. Всё это есть не что иное, как наша реакция на близкий, родственный нам психологический тип писателя, схожий с нашим взгляд на мир и его оценку.
10
«Автор гипотезы дал ей следующую формулировку: “Почитатели произведения обладают душевной организацией, аналогичной организации художника, и если последняя благодаря анализу уже известна, то будет законным приписать почитателям произведения те самые способности, те недостатки, крайности и вообще все те выдающиеся черты, которые входят в состав организации художника”» (Геннекен 1892: 76; цит. по: Белянин 2000: 212).