– самостоятельную, или логическую;
– «поглощённую, оттеночную», или эстетическую (Ларин 1974).
В пределах словосочетания слово может быть необязательным, иногда неожиданным «по поводу данной реалии», но в контексте всего литературного произведения оно незаменимо «как выражение модального качества мысли, целесообразно для передачи психической среды сообщаемого логического содержания. Оно не примыкает к ближайшим словам по смыслу, а служит намёком включённых мыслей, эмоций, волнений как необходимый член семантически простого, знаково сложного выражения» (там же 1974: 33–34).
Попытки разграничить два аспекта в художественном слове, развести два явления находим и у других авторов, например, Н.А. Купина выделяет (для целей лингвистического анализа художественного текста) «языковую составляющую текста» и «самостоятельную текстовую единицу» (Купина 1983: 11).
Мы также считаем возможным – прежде всего для решения лингводидактических задач – выделение в художественном тексте самостоятельной текстовой единицы. На наш взгляд, такой единицей можно считать лингвистически оформленное проявление категории образности и материальное воплощение эстетической функции языка художественной литературы – словесный образ.
1.4.3. Что представляет собой словесный образ?
Давайте посмотрим, что происходит со обычными словами часы, яблоко, музыка в стихотворении Б. Ахмадулиной.
Выделенные нами в этом стихотворении три слова – часы, яблоко, музыка – вне текста имеют вполне конкретные лексические значения, зафиксированные в толковом словаре, а также вполне эквивалентным способом могут быть переданы на других языках, что отражено в двуязычных словарях. И с этой точки зрения (как средства языкового выражения художественного произведения) они представляют собой «языковые составляющие текста» (Н.А. Купина), обладающие «самостоятельной функцией» (Б.А. Ларин).
Однако в стихотворении Б. Ахмадулиной под влиянием контекста, в котором реализуется авторский концепт как отправная точка порождения текста (В.В. Красных), эти слова обретают способность передавать неожиданные смыслы, частично основанные, однако, на словарных значениях:
– часы, оказывается, могут показывать не только секунды, минуты и часы, но и времена года: «Бьют часы, возвестившие осень»;
– яблоко становится «деталью» этих часов (специальным устройством для часов с боем), и его удар о землю приравнивается к бою часов: «Бьют часы … Ударяется яблоко оземь – // Столько раз, сколько яблок в саду»;
– музыкой называется беспорядочный (для стороннего наблюдателя) перестук падающих яблок: Этой музыкой, внятной и важной, кто твердит, что часы не стоят?»
Все эти новые порождённые стихотворным текстом смыслы есть проявление «поглощённой, оттеночной или эстетической функции» (Б.А. Ларин) средств языкового выражения, которые в этом случае выступают как текстовые единицы или, в нашей терминологии, как словесные образы.
Благодаря внутритекстовым смысловым связям между этими и другими словесными образами стихотворения в сознании читателя возникает проекция текста, в которой объединяются, наслаиваются друг на друга образы осеннего сада, наполненного запахом и звуками падающих яблок (антоновских?), печальные мысли о неотвратимости хода времени, чувства «любви и родства» и, несмотря на грусть, ощущение праздника: «Словно ты… виновник её (природы. – Н.К.) торжества»…[22]
В герменевтике образность средств языкового выражения литературного произведения – художественность – рассматривается как «оптимум пробуждения рефлексии» (Г.И. Богин) при восприятии текста читателем.
Наше представление о словесном образе как единице художественного текста включает два момента:
1) словесный образ по внешней форме совпадает с той языковой единицей (языковой составляющей текста), на основании значения которой в художественном контексте возникают новые смыслы, например: со словом (в котором реализуются как самостоятельные эстетические потенции, так и образные возможности единиц фонетического, морфологического и других уровней), словосочетанием или сочетанием слов, словесным оформлением синтаксической конструкции и др.;
22
Методическую разработку этого стихотворения для занятия по русскому языку см.: Кулибина 2014: 91–93.