Однако объяснять все это пилоту вертолета я не посчитал необходимым. Тем более что он, как и в первый наш полет, сидел с совершенно мрачным лицом и поджимал губы.
Задняя дверь, ведущая из кабины в салон, была открыта настежь и в таком положении зафиксирована защелкой. Я видел, как развалился в кресле, вытянув ноги, старший лейтенант Аграриев. Он и в самом деле сразу заснул. Умеет, видимо, как и я, как и все офицеры спецназа ГРУ, засыпать по собственному приказу, хотя почему-то не мог этого сделать на скале ночью. Видимо, правда, ночной горный холод мешал. Я, честно говоря, в настоящий момент спать не хотел. Но был уверен, что если понадобится, то дам себе приказ, и организм, привыкший приказам мозга подчиняться, сможет уснуть. Мысли о том, что в полете следует выспаться, меня посещали.
Однако что-то мне мешало. Я не сразу понял, что мешает подполковник Сокуров. Я не смотрел на него, но периферийным зрением уловил несколько движений, которых не должно было быть. Подполковник должен был держать только ручку управления, и все. Но он несколько раз подряд протягивал левую руку и щелкал какими-то тумблерами, хотя, по моему мнению, щелкать ими было незачем.
Я искоса посмотрел на Сокурова. И сразу отметил его посиневшее лицо и плотно сжатые темно-фиолетовые губы. Это было заметно даже на загорелом лице пилота.
— Что с вами, товарищ подполковник? — спросил я, понимая, что происходит что-то экстраординарное.
— Сердце… — прохрипел Сокуров, не выпуская из рук рычаг управления.
— Надо лекарство…
— У нас обороты падают, — едва слышно сообщил подполковник. — Что-то с двигателем… Я даже не понимаю… Не отказал, но и не тянет…
Вертолет имел двойное управление. То есть, видимо, был рассчитан на инструктора и курсанта — перед моим сиденьем тоже располагался рычаг управления. Я положил на него руку, так же уверенно, как подполковник Сокуров.
— Умеешь вертолет водить? — спросил подполковник. Но вопрос его звучал не столько вопросительно, сколько утвердительно. Похоже, он знал обо мне немало.
— Взлетаю и летаю уверенно, чего не могу сказать про посадку…
— А тебе, похоже, придется именно посадку совершать. Самый сложный вид посадки! На авторотации…[1]
— Этому меня даже не обучали, — сознался я, хотя понятие об авторотации вертолета имел. Но благодаря не обучению, а своему любопытству и желанию учиться.
— Я буду обучать. В реальном аварийном времени, — сказал Сокуров твердо. — Но что же с двигателем?.. Странно как-то себя ведет…
Хорошо, что мы уже успели набрать приличную высоту.
— Держи ручку крепко… — потребовал подполковник.
Но я и без того держал ее крепко.
— Шаг лопастей уменьши на один-два градуса…
Я вопросительно показал рукой, как это делается на незнакомом мне вертолете. Подполковник согласно кивнул.
— Да, здесь… Теперь скорость гаси… Восемьдесят — девяносто километров в час, не больше… Нос задирай… Ручку от себя… Так скорость гасится…
Это я и так знал. И делал это старательно, надеясь не перевернуть машину в «мертвую петлю», удерживая ее в опасном положении, потому что для вертолета, да ко всему прочему еще и неисправного, эта петля обязательно станет «мертвой».
— И сразу место внизу выбирай, — подполковник говорил жестко и конкретно, хотя и слабым голосом. На громкие слова у него просто не хватало сил, как, видимо, и воздуха в груди. — Не знаю, смогу ли я дотянуть до посадки. Запоминай… На высоте четыре-шесть метров выравнивай корпус. Ручкой… Ручку на себя возьмешь…
1
При обычном движении вертолета используется сила воздушных потоков, которые попадают на винт сверху, почему нос вертолета в нормальном полете всегда выглядит слегка опущенным. Двигатель вращает лопасти, они преодолевают сопротивление воздуха и цепляются за него. На эффекте авторотации, то есть свободного движения винта, построена работа автожира в полете. Вперед его толкает другой винт — самолетный, а вертолетный помогает держаться в воздухе за счет эффекта авторотации, поскольку он не имеет своего двигателя. Если во время полета у вертолета отказывает двигатель, он может совершить посадку за счет эффекта авторотации. При этом нос вертолета задирается с тем, чтобы лопасти винта, вращающиеся сами по себе, при вращении цеплялись за потоки воздуха, идущие снизу.