В необычайно трудных условиях мысль человека, попавшего в совсем другой мир, постоянно возвращается к родным местам, к людям, которые дали ему высшее образование, воспитывали в комсомоле, приняли в ряды Коммунистической партии.
Маскируясь под прислужника ярого врага Советской власти муфтия Садретдинхана, Мирза Садыков ведет с ним поединок. У врага другая психология, другие планы, задачи. Советскому разведчику нужно разобраться в этой психологии, все время следить за происками этого опасного врага, знать о его планах и обезвреживать его преступные замыслы.
В обстановке высшего напряжения действует герой книги. Автор раскрывает высокие нравственные качества советского человека: волю, самообладание, выдержку, смелость, идейную убежденность. Моральное превосходство советского разведчика над противником — один из главных мотивов книги.
Находясь на фронте тайной борьбы, Мирза Садыков не был одиноким. Он постоянно чувствовал поддержку народа, что в значительной степени помогало ему идти навстречу опасности, сдерживать и предотвращать подрывную работу врагов против Советского государства.
Книга А. Хакимова «Задание на всю жизнь», посвященная трудной и почетной работе отважного советского разведчика, сыграет свою роль в воспитании молодежи в коммунистическом духе. Образ героя книги Мирзы Садыкова является для наших юношей и девушек примером подлинного советского патриотизма и высокой гражданственности.
Генерал-майор К. Рузметов
ПОД ГОЛУБЫМ КУПОЛОМ
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
ПУСТЫНЯ
Звездный купол — не кровля покоя сердец,
Не для счастья воздвиг это небо творец.
Смерть в любое мгновенье мне угрожает.
В чем же польза творенья? — Ответь наконец!
Тяжело, порывисто дышали пески. Барханы словно сбежались со всех сторон и, удивленные, застыли на месте, не понимая, зачем, для чего забрел сюда человек.
Уже не час, не день шел он под беспощадными лучами солнца. Изредка поправлял на плечах небольшой, но плотно набитый хурджун[1], сдвигал зеленую бархатную тюбетейку, нетерпеливо поглядывал по сторонам. Пустыне, казалось, не было конца… Однообразной, сожженной, злой…
Только несколько весенних дней, таких коротких, незаметных, пережили пески. Пустыня, вероятно, забыла, как барханы покрылись тогда ярким зеленым ковром иляка, песчаной осочки, как, насыщая воздух медовым запахом, цвели приземистые кусты джузгуна. А между ними весело, задиристо поднимались желтые звездочки крестовника или белые головки песчаной ромашки.
Пробежали редкие дожди. Даже следа не оставили. Все выцвело, сгорело, развеялось ветром… Топорщатся привычные ко всему колючие кусты, застыли голые, белые, похожие на кости, ветки саксаула.
Песок, песок… Трудно поднимать ноги. С каждым шагом все труднее…
Напрасно с жадностью смотришь по сторонам: никого не увидишь. Да кто же сюда забредет?
Путник опять поправил хурджун, повел плечами, расправляя их. Горячая струйка сбежала по спине: было жарко в длинном черном камзоле, плотно облегавшем юношескую фигуру.
С сожалением взглянул человек на порыжевшие, истоптанные сапоги. Выдержат ли они? Сколько ему еще придется взбираться на барханы, чтобы с них увидеть другие, новые, так похожие на горбы верблюда.
Ничто не нарушает их покой… Сюда не залетит птица — зачем? Только обожжет крылья. Не примчится джейран — у него могут потрескаться копыта. Попрятались по своим норкам грызуны и змеи. Даже следа от них нет.
Только однажды перед человеком замер варан. Осмотрел мгновенно холодными, злыми глазками и с недовольным шипением скрылся, отчаянно работая хвостом. Его след тоже скоро исчезнет. Поднимется ветер где-то за барханами и пойдет гулять высоким, слегка наклонившимся столбом по широкому простору. Ветер закрутит песок, поднимет его до самого неба, перегонит застоявшиеся барханы из конца в конец. Он-то заметет следы… Все? Нет, всех следов не уничтожит самый бешеный вихрь.
Человек поднялся на бархан, стащил хурджун, достал из него кожаный бурдюк и сделал два-три глотка. Не больше. Ведь еще неизвестно, где конец пустыне, конец его пути.
Ни одна капля не упала на песок, даже не сбежала с губ по подбородку. Ни одна…
И снова осмотрелся человек. Теперь его охватило новое чувство — он будто очутился в огромном, наполненном кладбищенской тишиной склепе.