В управлении НКВД Медведь также приказал наблюдать за Борисовым[430]. Его привезли туда, и он провел там ночь с 1 на 2 декабря. Он был чрезвычайно расстроен и постоянно рыдал. Оттуда же он позвонил домой и кратко переговорил со своей женой[431].
Параллельно с расследованием НКВД начал искать возможные связи между Николаевым и различными контрреволюционными и оппозиционными группами. Они ничего не нашли, обыск на квартире Николаева тоже не дал никаких результатов[432].
На 18 час. было назначено совещание ленинградского партийного руководства. Особо обсуждалась подготовка к похоронам Кирова. Позерну, секретарю горкома, поручили сообщить о случившемся жене Кирова Марии Львовне. Одновременно кабинет Кирова был опечатан, а его вещи и документы описаны. На следующий день на квартиру Кирова прибыла комиссия высших должностных лиц Ленинградского управления НКВД во главе с Медведем и Свешниковым. Все личные и секретные документы Кирова были собраны в одной комнате и опечатаны; были опечатаны также его сейф и библиотека.
Кирилина решительно отвергает слухи о том, что документы, связанные с событиями 1 декабря 1934 г., якобы были уничтожены с тем, чтобы скрыть обстоятельства, способные пролить свет на убийство Кирова. Но часть переписки Кирова и Сталина из архива Кирова все же исчезла[433]. Свешников, принимавший участие в описи и изъятии документов на квартире Кирова, во время беседы в Контрольной Комиссии в 1967 г. также отрицает факт уничтожения документов. Когда ему задали прямой вопрос о том, изымались ли частные письма Кирова или же письма, содержащие какие-либо угрозы, он не воспринял этот вопрос серьезно[434].
Также нет никаких причин развивать версию о каких-то подозрительных аспектах расследования в день убийства, которую высказывает Эми Найт[435]. Мы знаем, что, не считая Николаева, 1 декабря были допрошены по меньшей мере одиннадцать человек. И поведение начальника Ленинградского управления НКВД Медведя, который был близким другом Кирова, не дает оснований полагать, что он участвовал в каком-либо заговоре или что он не сделал все что мог для расследования случившегося.
Однако что же случилось после убийства с главными действующими лицами этой драмы, с Кировым и Николаевым? Сначала посмотрим на убийцу: после преступления Николаев впал в истерику, рыдал и бормотал что-то нечленораздельное. Несколько свидетелей слышали, как он кричал: «Я ему отомстил! Я отомстил!»[436]. Заместитель начальника Ленинградского управления НКВД Фомин утверждает, что в течение длительного времени после того, как к нему вернулось сознание, он замкнулся в себе и бормотал что-то нечленораздельное: «Мой выстрел разнесется эхом по всему миру»[437]. Осматривавший его врач заключил, что даже в 18 час. 40 мин. он еще находился в шоковом состоянии: «пульс 80 ударов в минуту; на вопросы не отвечает, временами стонет и кричит; в данный момент имеются явления общего нервного возбуждения». Позже его отправили в Ленинградское главное управление НКВД, где его вторично осмотрел врач, в отчете которого указано, что Николаев находился в течение некоторого времени в состоянии истерии и что с ним может случиться новый приступ истерики[438].
Допрос Николаева начался только примерно в 23 час. В нем участвовали Медведь и Фомин (соответственно, начальник и заместитель начальника Ленинградского управления НКВД). В протоколе допроса зафиксировано следующее:
Вопрос: Сегодня, 1 декабря, в коридоре Смольного вы стреляли из револьвера в секретаря ЦК ВКП(б) т. Кирова. Скажите, кто вместе с вами является участником и организации этого покушения?
Ответ: Категорически утверждаю, что никаких участников в совершенном мной покушении на т. Кирова у меня не было. Все это я подготовил один, и в мои намерения никогда я никого не посвящал.
431
Заявление И. А. Александрова от 20 октября 1966 г.; цит. по: Revelations From the Russian Archives. P. 82.
437
Фомин в своем заявлении в ЦК КПСС в марте 1956 г. Поспелов. 1992. С. 68; см. также: Кирилина. 2001. С. 250.