Шейнин также рассказал комиссии Шверника, что, когда он впервые увидел Николаева, у того изо рта шла пена, а взгляд был каким-то странным. Он предложил отправить Николаева на психиатрическое освидетельствование, но его предложение вызвало вспышку гнева Ежова, который обрушил на Шейнина поток оскорблений. Позднее он получил за это выговор от Акулова и Вышинского[599]. Тем не менее эта история выглядит несколько сомнительной, т. к. Шейнину, очевидно, хотелось представить себя в этом деле в наиболее благоприятном свете.
По имеющимся данным 25 декабря проект обвинительного заключения был представлен Центральному Комитету партии; позднее в этот же день он был поддержан и на заседании Политбюро[600]. На заседании присутствовали Акулов, Вышинский и Ульрих. Днем позже Вышинский и Ульрих встретились в кабинете Сталина; видимо, для того, чтобы получить окончательные инструкции по организации и проведению судебного процесса[601]. Есть предположение, что даже приговоры были заранее согласованы, отпечатаны в Москве на машинке и привезены в Ленинград лично Вышинским. Сталин потребовал от Ульриха, чтобы все обвиняемые были приговорены к смертной казни[602].
Как уже говорилось в гл. 5, не считая Николаева, виновными себя признали еще двое обвиняемых. Кроме Шатского, единственного человека, который отрицал любое соучастие в преступлении, все остальные признали принадлежность к тайным контрреволюционным группам. Некоторые из них (в т. ч. Котолынов) отрицали свое участие в организации убийства Кирова. Даже после завершения следствия и составления обвинительного заключения некоторые обвиняемые продолжали делать заявления, в которых они отрицали свое участие в убийстве Кирова. В своем заявлении от 27 декабря, т. е. спустя всего два дня после предъявления обвинения, Котолынов объявил, что он ничего не знает о существовании тайной контрреволюционной группы, а обвинения Николаева в его адрес «просто ложь, клевета или бред сумасшедшего»[603]. В тот же день Румянцев объявил, что приписываемое ему руководство контрреволюционной террористической организацией в Ленинграде является «простой и роковой ошибкой»[604].
Кирилина утверждает, что обвинение было сфабриковано. При этом в значительной степени оно отражало содержание протоколов допросов. Но следует иметь в виду, что эти протоколы грубо и тенденциозно отображали показания, полученные во время допросов. Встречи старых товарищей, чаще всего лишенные какого-либо политического содержания, превратились в собрания членов контрреволюционной организации.
Судебный процесс, т. е. чрезвычайное заседание Военной Коллегии Верховного Суда СССР, состоялся за закрытыми дверями 28 и 29 декабря 1934 г. Он начался в 14 час. 20 мин. и закончился на следующий день в 5 час. 45 мин.[605] Председателем суда был Ульрих; ему помогали два других члена Военной Коллегии, Матулевич и Горячев, а также секретарь суда Батнер[606]. Процесс начался с того, что обвиняемые сообщили суду, когда они вступили в партию, когда были из нее исключены и т. д. Ульрих изложил основные процедурные положения. Николаев был вызван в зал суда первым; при этом остальные обвиняемые в зале суда не присутствовали. В последующем обвиняемые вызывались в зал суда один за другим; таким образом, к моменту когда был опрошен последний из обвиняемых, все они уже находились в зале суда[607].
Это было необычное судебное разбирательство. Когда один из обвиняемых хотел задать процедурный вопрос, то Ульрих резко оборвал его: «Какой вопрос? Никакого вопроса нет. Суд устанавливает порядок, и такой порядок будет проводиться. Регулирует судебный порядок Председатель Суда, а не подсудимый»[608].
Процедурные аспекты оказались достаточно важными. Когда в зал суда вызвали Николаева, то сначала он отказался от своих показаний на допросах и утверждал, что убийство Кирова планировал он один. Если бы в это время в зале суда оказались другие подсудимые, то весь процесс мог бы пойти по совершенно другому пути. Казалось, в его исходе засомневался даже Ульрих; есть данные, что он звонил Сталину и предлагал продолжить следствие по делу. Ему, однако, в этом было отказано. Сталин хотел, чтобы дело было закрыто: «Какие еще доследования, никаких доследований. Кончайте!»[609] В результате сильного давления со стороны Ульриха Николаев изменил свои показания, и снова заявил, что убийство было организовано с участием других обвиняемых по делу, т. е. зиновьевцев.
600
Реабилитация: как это было. Т. П. С. 548-549. Однако есть данные, что заседания Политбюро по этому вопросу не было, см.: Политбюро ЦК РКП(б) - ВКП(б). Повестки дня заседаний 1919-1952 гг. Т. П. 1930-1939 гг. С. 612-613.
602
Реабилитация: как это было. Т. II. С. 549; См.: Кирилина. 2001. С. 301; Родина. 2005. № 3. С. 58.
609
Реабилитация: как это было. Т. III. С. 461. См.: Поспелов. 1992. С. 71 (цитата из письма, написанного Аристовой-Литкенс, в котором она утверждает, что отказ Сталина от следующих допросов был предписан во время перерыва в заседании суда и до того, как был оглашен приговор).