Записи в дневнике Николаева доставили «следствию» много хлопот. Как уже сказано в гл. 4, эти записи свидетельствуют о том, что мотивы убийства носили чисто личный характер. Однако следователи придали этим записям другое значение: Николаев якобы вел свой дневник для того, чтобы ввести следствие в заблуждение. По их мнению, дневник является изощренной уловкой, направленной на то, чтобы отвести подозрения от зиновьевцев, планировавших в политических целях теракты[627]. В то же время Николаев утверждал, что, возможно, существует и другая группа зиновьевцев, которая может попытаться убить Сталина в Москве[628]. По признанию Николаева убийство Кирова могло бы послужить сигналом для начала восстания против партии и советского правительства.
Абсурдность этих утверждений очевидна. В том случае, если Николаев и зиновьевцы, которые якобы участвовали в заговоре, планировали убийство Кирова как политический акт, направленный против режима, за которым должны были последовать убийства Сталина и других, то почему Николаев после ареста утверждал, что данное убийство не носило политического характера[629]? Почему Николаев и его предполагаемые сообщники, которые намеревались своими действиями послать обществу политический сигнал, занимались фабрикацией таких дневниковых записей, которые в случае его ареста (Николаев, кстати, допускал такую возможность) подтвердили бы, что это убийство не носило политического характера? Смысл подобных террористических актов состоит в том, чтобы донести до общества определенное политическое послание; именно так и происходило во многих подобных случаях, когда удавалось схватить убийц (по крайней мере по российским традициям терроризма). Более того, почему же Николаев писал в своем дневнике, что убийство — это индивидуальный акт, вслед за которым он ожидает, что произойдет целая серия убийств других важных политических фигур, которая продемонстрирует наличие политического заговора?
Помимо изложенного в данной работе мы располагаем свидетельствами главного «следователя» Г. С. Люшкова о методах фабрикации данного дела:
Сталинский заговор реализовывался следующим образом. Ежов периодически ездил в Москву и получал указания от Сталина. После своего возвращения [в Ленинград] он собирал всех, участвующих в расследовании дела. Далее он представлял их мнения и аргументы таким образом, как если бы они были его собственными идеями. Так или иначе все воспринимали их как приказы. Таким образом составлялись директивы «Ленинградской штаб-квартиры террористов» и «Московской штаб-квартиры зиновьевцев». Схемы контактов и связи в рамках организаций и их соответствующие действия фабриковались в процессе следствия; большая часть (содержания) таких материалов разрабатывалась теми, кто вел допросы с применением их методов и представлений[630].
Не остается ни тени сомнения в невиновности других обвиняемых по делу об убийстве Кирова и в том, что вся история «Ленинградского центра» была придумана с целью нанести удар по оппозиции. Оглядываясь в прошлое, даже Молотов допускал, что нет никаких документов, подтверждающих заговор группы зиновьевцев, планировавших убийство Кирова. Во время бесед с Чуевым Молотов сказал, что Николаев действовал в одиночку[631]. Значит, другие участники данного процесса были осуждены не потому, что они участвовали в убийстве, а потому, что они «участвовали в зиновьевской организации».
Как уже упоминалось в гл. 5, после XXII съезда КПСС в официальной версии убийства Кирова вина Зиновьева и зиновьевцев перестала упоминаться. Различные комиссии по расследованию убийства Кирова хрущевских времен (в т. ч. и комиссия Молотова 1956 г.) пришли к выводу, что никакого террористического заговора зиновьевцев не существовало. Но 13 ленинградцев, расстрелянных как сообщники Николаева, не были реабилитированы; очевидно, потому что они являлись членами нелегальной оппозиционной группы. Что касается видных оппозиционеров, осужденных во время московских показательных процессов, то комиссия Молотова заявила, что никаких оснований для пересмотра их дел нет, «поскольку они на протяжении многих лет возглавляли антисоветскую борьбу, направленную против строительства социализма в СССР». Комиссия Молотова посчитала, что осужденные вместе с Николаевым люди несут частичную ответственность за убийство, потому что якобы оказывали политическое влияние на Николаева[632].
628
См., например, протокол допроса Николаева 15 и 16 декабря. РГАСПИ. Ф. 671. Оп. 1. Д. 120. Л. 9, 59-59а.
629
Хотя Николаев во время первого допроса использовал выражение «политический акт», очевидно, что этим самым он только хотел привлечь внимание партии к тому, как несправедливо к нему отнеслись.