«Святые отцы и братия! Слава Богу, покос закончили, то, что пожали, разделали и прочие летние работы справили успешно и благополучно. За все ваши труды спаси вас, Господи, трудились хорошо. Теперь мы только своими трудами и существуем, доходов со стороны нет. С окончанием летних трудов, теперь прошу вас, ходи́те в церковь почаще; очень редко хо́дите, точно миряне: хо́дите только по воскресным дням, надобно ходить и на буднях.
Святые отцы! Скорблю и скорблю о том, что вижу среди братии упадок духовной жизни. Как в доказательство этого, привожу следующие случаи.
Казначей продал малинку, у игумена не благословился и сараюшку стал строить, тоже без благословения. О. эконом стал разделывать пожню, тоже не благословился. Есть и другие, подобные самочиния.
Так поступать нехорошо: вы позабыли, что я игумен и с властью, и всякая власть от Бога: кто противится власти, тот противится Богу. Отчего это так стало и кто же в том виноват? Виноват игумен, ибо я слабо управляю вами.
Св. отцы, я сознаю себя, что я не на своем месте нахожусь и затрудняюсь настоятельствовать».
«Отцы и братия, такая у нас случилась внезапная буря и ударил гром, что все мы растерялись и пришли в недоумение. Я тоже недоумеваю от такой неожиданности. В чем же дело? Может быть, подумаете, что виноваты в этом казначей или эконом, или о. Алексий? Но нет, виноваты не они, а враг рода человеческого: он вмешался в наше мирное житие и возмутил всех нас. Хотя он и ранее понемногу возмущал: то гнев наведет, то вражду вызовет среди братии. Но это ничего, без этого не обойдешься. В этой временной жизни мы, как в телеге, едем: то на камень колесом наедешь, то на кочку попадешь, а иной раз и в ухаб въедешь так, что камилавка на голове встряхнется.
Но враг очень искусен в духовной брани, и как опытный воин в бою, старается прежде всего поразить начальника, чтобы расстроить его подчиненных. Так случилось и у нас. Враг поразил мое сердце печалью, унынием и тоской о Валааме, моей духовной родине. Там, думал я, есть духовные старцы, с которыми очень хорошо можно поделиться в скорбную минуту; там удобнее проводить иноческую духовную жизнь, ибо в этих отношениях Валаам мне известен хорошо. Вот и стал я подумывать, как бы туда ускользнуть, а к этому еще прибавились некоторые неприятности, и я решил уехать. Но вы оказали мне любовь и расположение и просите меня остаться. Я остаюсь ради вас, мне вас жалко, и свои интересы я не соблюдаю: живу просто и стараюсь по возможности нести ваши немощи. Денег не коплю, да и зачем эту обузу брать себе на душу: монах-сребролюбец не верит в Божий промысел.
Святые отцы и братия! Надо начинать жить получше, в церковь ходить почаще да Богу молиться побольше. Не надо на церковь глядеть, как на что-то ненужное, без церкви и работа впрок не пойдет. Ежели мы Бога забудем, тогда и Бог от нас отступится, и мы все пропадем. Нам надобно иметь больше любви, приспосабливаться один к другому и нести немощи, игумен — ваши, а вы — игуменские. Я иногда и думаю держать вас построже, да жалко: скорби у всех есть. Вот так подумаешь, иногда поплачешь и помолишься, ну и пропустишь по своей слабости все наказания. Теперь, надеюсь, что вы исправитесь и исполните обеты, данные при пострижении по отношению к игумену.
Печенгский монастырь 18 октября 1924 года».
После этого отец Иакинф настоятельствовал в Печенгском монастыре еще восемь лет. 4 октября 1931 года по своему желанию, предписанием архиепископа Германа, освобожден от должности настоятеля и с 11 октября 1931 года состоял духовником Печенгской обители[10].
24 мая 1932 года, по своему прошению, о. Иакинф был освобожден от должности духовника и переведен в число братии Валаамского монастыря. 14 июня 1932 года он выехал в родную Валаамскую обитель. По прибытии, он находился в Предтеченском скиту и состоял его смотрителем.
В Предтеченском скиту
В четырех верстах от Валаамского монастыря, на крутом скалистом острове, находится скит Предтечи и Крестителя Господня Иоанна.
Братия Ново-Валаамского монастыря. 1950-е гг.
Скит Иоанна Предтечи предназначался для тех, кто избрал для себя более суровый образ подвижничества. Поэтому и пост там соблюдался строже, чем в других скитах монастыря. Такие продукты, как молоко, масло и яйца там никогда не употреблялись в пищу. Также не благословлялась рыба, а добавление растительного масла разрешалось лишь в редкие дни. В скиту также не употребляли чай.