Настроение и надежды Гёрделера в этот период довольно подробно изложены в дневнике Гизевиуса. Вот что он пишет о своей беседе с Гёрделером 12 июля 1944 г., за восемь дней до взрыва в Растенбурге:
«Гёрделер не верил, что западные державы будут придерживаться своих требований безоговорочной капитуляции. Если армии удастся остановить русских, то по крайней мере англичане должны будут пересмотреть свою позицию. Весь смысл их борьбы против попыток Гитлера установить гегемонию в Европе пропадет, если они позволят огромной русской империи захватить Европу».[111] Иначе говоря, Гёрделер в последние дни перед покушением все еще продолжал надеяться, что после смены правительства ему удастся заключить перемирие с Западом и даже вместе с Англией и США выступить против Советского Союза.
Была сделана еще одна попытка вступить в непосредственный контакт с англо-американским командованием для заключения сепаратного мира. В июле 1944 г., если верить Гизевиусу, им были предложены условия мирного договора. На этот раз в них даже не содержалось требования об уничтожении Гитлера.
«Согласно этому плану, — пишет Гизевиус, — мы должны будем отказаться от покушения на Гитлера и восстания в Берлине в пользу односторонних действий на Западе. Клюге и Роммель… должны будут сделать сепаратные мирные предложения Эйзенхауэру… фронт на Западе будет открыт, и англо-американские войска смогут беспрепятственно устремиться через линию Зигфрида в Германию, встречая лишь незначительное сопротивление. В результате они достигнут Берлина раньше русских».[112] Надо сказать, что Даллес всячески одобрял этот план.
В начале июля Гитлер заменил Рундштедта фельдмаршалом Клюге, что повышало шансы заговорщиков, так как Клюге еще с 1943 г. заигрывал с ними. «Колесо счастья, — пишет Даллес, — повернулось в сторону заговорщиков, когда Клюге был назначен вместо Рундштедта».[113]
Большие надежды возлагались на Роммеля, который разработал свой план смещения Гитлера. Сущность этого плана заключалась в аресте Гитлера и быстром заключении сепаратного соглашения с Западом. Типпельскирх пишет, что «Роммель … отклонял убийство Гитлера, стремясь лишь к смещению и аресту его с последующим осуждением соответствующими органами…».[114]
17 июля автомашина Роммеля, возвращавшегося из поездки на фронт, была атакована истребителем противника. Фельдмаршал получил несколько ранений, в том числе пролом черепа и сотрясение мозга, и в тяжелом состоянии был доставлен в госпиталь вблизи Парижа. Таким образом, Роммель, на которого заговорщики возлагали такие большие надежды, неожиданно в самый важный период развития заговора вышел из игры.
Но не только события на фронте подталкивали заговорщиков к действиям, хотя именно они и были решающим фактором. Ускорить подготовку покушения их вынуждали также начавшиеся аресты участников заговора, которые по каким-либо причинам попали в поле зрения гестапо. Хотя некоторые из них были арестованы гестапо в 1943 г. или в начале 1944 г., к ним пока никто никаких обвинений в подготовке заговора не предъявлял. В тюрьме находился Мольтке, под домашним арестом был Остер, Канариса сняли с должности начальника разведки, были арестованы и многие другие заговорщики. Эти аресты могли не быть связаны с заговором, но они таили в себе опасность провала всей организации.
Лучший выход из этого положения заговорщики видели в том, чтобы ускорить покушение и совершить переворот. Покушение было решено осуществить в июле. Заговорщики назвали свое предполагаемое выступление «операцией Валькирия», по имени героини скандинавской мифологии, воспетой в одноименной опере Вагнера.
Непосредственную организацию покушения, не колеблясь, взял на себя Штауффенберг, который, как начальник штаба армии резерва, посещал иногда совещания в ставке Гитлера.
Чем объяснить, что такую крайне опасную и сложную задачу руководители заговора возложили на человека, который в случае необходимости даже не смог бы воспользоваться личным оружием? Западные историки объясняют это тем, что Штауффенберг был допущен на совещания к Гитлеру. Но ведь и многие другие участники заговора, особенно генералы, при желании всегда могли быть приняты и принимались регулярно Гитлером или присутствовали на созываемых им оперативных совещаниях. Следовательно, тот факт, что Штауффенберг в силу своего служебного положения посещал совещания у Гитлера, еще не мог служить основанием для такого опасного поручения. Дело в том, что далеко не все генералы — члены заговора обладали таким мужеством и отвагой, как Штауффенберг, не все из них были убеждены до конца в необходимости устранения Гитлера, и, наконец, были среди них такие, которые лишь обозначали свое участие в заговоре и все свои действия ставили в прямую зависимость от результатов покушения. «Отвага и готовность к самопожертвованию, — пишет Отто Винцер, — конечно, делают честь полковнику Штауффенбергу, но тем более позорным и жалким выглядит поведение генералов-заговорщиков… Сама смерть не смыла с них этот позор».[115]