— Иоффе организует Физико-технический институт. Там будет моя лаборатория. Я предлагаю вам войти в мою лабораторию…
Это был самый счастливый день в моей жизни! Кроме меня он пригласил Александра Филипповича Вальтера и Виктора Николаевича Кондратьева. В здании Политеха нам дали комнату, которую мы сами превращали в лабораторию. У нас была печка, надо было дрова заготовлять. Работу мы совмещали с учёбой. Я предпринял попытку измерить магнитные моменты атомов металлов, но немцы нас тут опередили. Мы работали с Кондратьевым иногда допоздна, спали прямо на лабораторных столах. Потом закончился ремонт приюта, в котором должен был разместиться Физтех (рядом с Политехом) и мы туда переехали…
— В 1928 году, возвращаясь из Англии, я удивился, как легкомысленно немцы относятся к Гитлеру. Я понял, что надо заниматься взрывчатыми веществами и вообще оборонными проблемами. Семёнов меня поддержал. В 1931 году он в Ленинграде выделился в самостоятельный Институт химфизики. Прекрасное здание, дворцовая мебель. Я занимался процессами детонации и динамики взрыва, поведением вещества при высоких давлениях. Я обнаружил (и это одно из самых важных вещей, которые мне удалось сделать) тот предельный размер, при котором успеет возникнуть реакция до того, как вещество разлетится. В Германии как раз случилась тогда страшная катастрофа: взорвались удобрения, находящиеся в большом объеме. Потом то же случилось в Чили, у нас в Сасово. Эти взрывы объясняются моей теорией…
— По поводу атомной бомбы Семёнов написал письмо в научно-техническое управление Наркомата нефтяной промышленности, в котором изложил принцип её действия ещё в 1940 году. Дубовицкий[151] отвозил это письмо в Наркомат…
Николай Николаевич Семенов.
В дальнейшем Семёнов принимал активное участие в ядерных делах.
Он бывал на полигоне, вместе с Гольданским сделал работу по одному из типов реакторов, Михаил Александрович Садовский руководил в его институте лабораторией по методике измерения ядерного взрыва. Поразительна интуиция Семёнова! До 1939 года, до открытия деления урана, он что-то чувствовал, утверждал, что ядерный взрыв возможен.
В эвакуации в Казани Семёнов получил письмо с просьбой приехать в Москву. НН взял меня и Зельдовича. В Москве меня прикомандировали к НИИ-6 на окраине Москвы. Институт этот подчинялся Наркомату боеприпасов. Я продолжал заниматься ВВ[152].
Руководителя атомного проекта выбирал нарком высшей школы Кафтанов. Он пригласил к себе группу академиков на обсуждение кандидатуры. Рассматривались кандидатуры Вернадского, Хлопина, Иоффе, Капицы. Иоффе предложил Кафтанову Курчатова. Сталин одобрил эту кандидатуру[153].
Однажды в 1943 году мне позвонил Курчатов и предложил встретиться. Мы встретились. Он говорит:
— Будут разворачиваться исследования по созданию ядерного оружия. Предлагаю вам заняться атомной бомбой.
— Сейчас нельзя отвлекаться от работ на войну, — возразил я. — Я согласен, но мне надо закончить свои дела…
Тогда же была организована знаменитая «Лаборатория № 2».
Мы с Зельдовичем ещё до войны занимались теорией процессов, происходящих при ядерном взрыве. В последней работе, которую мы сделали перед войной, мы грубо оценили, что 10 кг урана-235 достаточно для критической массы. Мы ошиблись в 5 раз! Но эта ошибка вселяла в нас уверенность: не столь уж много!
Было два пути создания атомной бомбы:
1. Обжатие полусфер ядерного заряда с помощью взрыва ВВ.
2. Некая пушка, которая выстреливала бы одну полусферу, а другая была бы её мишенью.
Американцы тогда писали, что бомбы можно сделать на основе эка-осмия и что этого эка-осмия (элемент № 94) понадобится всего 12 кг. К тому моменту, когда мы с Зельдовичем могли целиком заняться А-бомбой, уже была получена[154] достаточно детальная информация о её конструкции. Но что там верно, а что неверно? Не есть ли это дезинформация? Вместе с Курчатовым решили всё обсчитать и провести опыты по исследованию реальных давлений в американской схеме. В 1945-м бомбы взорвали. Система их выглядела разумной, но всё-таки надо было всё проверить. Вениамин Аронович Цукерман предложил оригинальный способ мгновенной съёмки в рентгеновских лучах. В Москве работал Институт автоматики. Руководил им Духов[155], а главным конструктором был Аркадий Адамович Бриш. Затем Бриш стал сотрудником Цукермана и вместе они, обогнав американцев, сделали инициатор нейтронов.
151
Дубовицкий Фёдор Иванович — тогда — сотрудник Н. Н. Семёнова, впоследствии — член-корреспондент РАН.
153
Был ли сам ЮБ на этом совещании у Кафтанова, я не понял. Скорее всего не был, поскольку не был академиком.
155
Духов Николай Леонидович (1904–1964) — во время войны конструктор тяжёлых танков, член-корреспондент АН СССР, трижды Герой Социалистического Труда, лауреат Ленинской и пяти Государственных премий.