Фукс[156] несколько ускорил наши работы. Мы шли по пути создания более компактных систем, Фукс сэкономил нам примерно год трудов. Первая наша атомная бомба была копией американской. Бомбу сделали здесь, в Арзамасе-16, на заводе, которым руководил Анатолий Яковлевич Мальский. Первую бомбу везли в разобранном виде. Собирали её уже на полигоне, но тренировки по сборке проходили здесь. Мы тут много бомб взорвали без плутония, пока отвезли одну на полигон.
Плутонием занимался Андрей Анатольевич Бочвар, которому Курчатов выделил институт. Бочвар долго упирался, не хотел переходить на плутоний. Он был крупным специалистом по алюминию. Мы были заказчиками, получали уже готовые детали из плутония. Плутоний очень ядовит и требует осторожного с ним обращения. Сотрудники Радиевого института занимались реакторами для производства плутония. Реактор мог наработать гораздо больше плутония, чем нам требовалось. На всякий случай. Чтобы повысить вероятность полноценного взрыва. Тогда мы могли сделать несколько бомб в год. Ещё в 1937 году я выдвинул идею центрофугального разделения изотопов, и этот метод стал основным. Разделением изотопов урана занимались физик Исаак Константинович Кикоин и математик Сергей Львович Соболев. Наше дело — разработка ядерного заряда, автоматика, температурные испытания, вибростенд. Я, Павел Михайлович Зернов, Яков Борисович Зельдович, Кирилл Иванович Щёлкин, наш главный математик Николай Александрович Дмитриев ездили на завод в Челябинск-40 и наблюдали за изготовлением деталей из плутония. Большой труд вложил в бомбу Самуил Борисович Кормер. Помню, как Борис Львович Ванников — человек массивный — подходил к заряду, и появлялись отраженные им нейтроны. Был момент, когда нам с Зельдовичем показалось, что критичность наступает несколько раньше, чем мы ожидали. Но потом разобрались и «наш испуг остался между нами».
А-бомбу курировал Берия. Руководителям атомного проекта он заготовил «дублёров», которые должны были продолжать работу после того, как нас посадят или расстреляют. У нас с Курчатовым тоже был «заместитель» — академик Алексей Антонович Ильюшин, механик, Лаврентьев тоже рассматривался, как потенциальный «дублёр»[157]. Нас охраняли 12 человек, они менялись парами каждые 2–3 года. Один подполковник, остальные — майоры и капитаны. Помню их. Трофимов Владимир Гаврилович, Банщиков Николай Фёдорович, Ильинский Александр Петрович. Всех их называли «Фёдоровичи». Люди очень разные. Дружбы между ними не было.
При всей мрачности этой фигуры, Берия был всегда очень внимателен к моим просьбам, внимательно выслушивал меня на разных заседаниях и вообще подходил к делу разумно. Помню, заговорили о том, кто будет командовать на полигоне. «По-моему, командовать должен Игорь Васильевич», — сказал Берия.
Я не помню когда точно, но на самом последнем этапе перед испытаниями мы докладывали о готовности Сталину. После моего выступления Сталин спросил:
— Нельзя ли вместо одной бомбы сделать две, пусть более слабых?
— Нельзя, — ответил я. — Технически это нереально.
Вообще-то говоря, можно, но времени не было, надо было поскорее взорвать. Курчатов тогда промолчал. Детального разговора со Сталиным не было.
Для первого взрыва бомбу установили на башне примерно 30 метров высотой. Когда бомбу поставили в клетку лифта, Зернов не выдержал и поднялся вместе с бомбой. Позднее поднялись Щёлкин и Георгий Павлович Ломинский. Я на вышку не поднимался. Детонаторы ставили уже наверху. Из лифта бомбу не выгружали, она оставалась в клетке. Железобетонный каземат с командным пунктом находился примерно в 10 км от вышки. Последними с вышки уходили Щёлкин и Ломинский. По дороге они подключили провода, идущие к бомбе. Столик с кнопками. Кнопку нажимал Щёлкин. До взрыва проходило примерно 40 секунд: заряжались конденсаторы подрывного устройства. Дверь была слегка приоткрыта, и всё осветилось ярчайшим светом. Саму вспышку мы не видели, мы стояли спиной к вышке. Дверь закрыли до прихода ударной волны. Волна пришла примерно через 30 секунд. Берия поцеловал Курчатова и меня в лоб. Мы вышли из бункера и увидели, как поднимается «гриб». Сомнений в том, что всё сработало, не было.
Курчатов сумел уговорить Ландау организовать группу теоретиков, для помощи в создании водородной бомбы. В частности, в этой группе был Халатников[158]. Вторая группа была организована в ФИАНе под руководством Тамма. В этой группе был Сахаров. Сахаров подключил к этой работе Зельдовича и Трутнева[159].
О Капице ЮБ тогда в Арзамасе-16 говорить не захотел. Позднее в Москве он говорил, что Капица, собственно, не отказывался делать бомбу, ссылался на его письмо к Сталину. «Капица погорел на Фоке и Ландау», — сказал Харитон.
158
Халатников Исаак Маркович — академик, первый директор Института теоретической физики им. Л. Д. Ландау АН СССР.
159
Трутнев Юрий Алексеевич — физик-теоретик, академик, Герой Социалистического Труда, лауреат Ленинской и Государственной премий.