— Вы не в курсе, кто-нибудь из постояльцев покидал отель сегодня утром? — спросила Риган.
— Только одна пожилая пара. Они так расстроились из-за пожара и слишком испугались, чтобы остаться здесь хотя бы еще на день. — Его глаза вдруг расширились. — Да, кстати, Джек, они оставили вам письмо у портье.
Ой-ей-ей! — пронеслось в голове у Риган.
Вся троица кубарем скатилась вниз по лестнице. Через минуту Джек уже вскрывал простенький белый конверт, на котором было написано его имя. Он вытащил оттуда визитную карточку. На ней было нацарапано огромными черными буквами:
5
Джон и Джейн Доу наслаждались великолепным утром. Едва занялся рассвет, они покинули замок Хеннесси на своем «мини-купере» и от избытка чувств обменялись традиционным американским «хай-файв».[3] Если бы кто-нибудь случайно их увидел в эту минуту, ему показалось бы странным, что пара «божьих одуванчиков» обменивается приветствием, более свойственным молодому поколению. Но, разумеется, Джейн и Джон Доу были вовсе не так стары, какими казались на первый взгляд.
Обоим не было еще и пятидесяти.
Анна и Бобби Марстон, известные полиции только как Джейн и Джон Доу, никогда не пользовались своими настоящими именами ни в общественных местах, ни подписывая документы. Они разъезжали по миру под несколькими псевдонимами, но когда-то, давным-давно, решили, обращаясь друг к другу, как можно чаще использовать ласкательные словечки, распространенные среди супружеских пар, — прозвища, которые едва ли способны вызвать подозрения у окружающих.
Бобби звал ее «крошка моя».
Анна звала его «мое солнышко».
Те немногие, с кем они познакомились в Ирландии, знали их как Карен и Лена Кортсман.
Сейчас, петляя по разбитым проселочным дорогам, они испытывали законное чувство гордости от очередной удачной махинации. Они торопились… домой. Да-да, у них на Изумрудном острове был свой собственный дом. Они купили небольшой уединенный коттедж, расположенный на берегу моря, на окраине небольшой деревушки в нескольких милях к югу от Голуэя, в котором могли скрыться и передохнуть после одного или двух крупных «дел». В этом богом забытом местечке, где на мили кругом единственными представителями живого мира были скучающие овцы да лениво жующие жвачку коровы, пасущиеся на просторных, покрытых сочной травой пастбищах, так легко было замести следы, ускользнув от недремлющего ока блюстителей порядка. Какой разительный контраст по сравнению с Лондоном, Сиднеем, Нью-Йорком и подобными им мегаполисами, где днем и ночью жизнь бьет ключом и где Бобби и Анна чувствовали себя как рыбы в воде! Но здесь, в тишине и покое, было так приятно отдохнуть, расслабиться, послушать пленки с записями местных диалектов, а заодно полазить по Интернету, чтобы быть в курсе грядущих благотворительных мероприятий. Те, кому приходилось сталкиваться с четой «Кортсман», принимали их за скромную, непритязательную супружескую пару, соскучившуюся по тихой размеренной жизни.
Никто и не подозревал, насколько эти догадки были далеки от истины.
— Солнце мое, мы что-то в последнее время слегка обнаглели, — сказала Анна, стягивая с головы седой парик.
Бобби пренебрежительно махнул рукой:
— Это просто игра. Но я бы дорого дал, чтобы увидеть выражение лица Джека Рейли, когда он прочтет наше послание. Это будет ему уроком, впредь он поостережется задирать перед нами нос.
— Конечно, но мне кажется, с нашей стороны все-таки было не очень-то хорошо так поступить с ним во время его медового месяца.
— А мы с тобой вообще нехорошие. — Бобби рассыпался дробным смешком.
Его отрывистое «хе-хе-хе» раздражало Анну, напоминая ей навязчивый стук дятла. Она миллион раз говорила ему об этом, но все без толку. Когда она встретила его в Нью-Йорке, ему был сорок один год. Со временем Анна поняла, что бесполезно пытаться изменить человека, если ему уже за сорок.
Пока Бобби вел машину, Анна стащила с его головы накладку из искусственных седых волос и взлохматила его густую светло-каштановую шевелюру. Теперь уже не имеет смысла выдавать себя за старичков. Раньше или позже — скорее всего раньше — полиция все равно начнет их искать. Анна сложила седые парики в стоявшую в ногах дорожную сумку и провела рукой по собственным волосам, коротко остриженным по последней моде. Она была поджарая, как и ее муж. Благодаря регулярным тренировкам оба поддерживали отличную форму. И он, и она были среднего роста: Анна — под метр семьдесят, Бобби — на полголовы выше. В их внешнем облике не было ровным счетом ничего примечательного, что позволяло им легко смешиваться с толпой и без труда менять свою внешность.
В Нью-Йорке Анна работала визажистом и, часто бывая в домах богачей и до неузнаваемости меняя их лица — не важно, с какой целью: для телевизионного интервью, свадьбы или благотворительной акции, — поняла, что большинство этих так называемых «важных шишек» — люди двуличные и неискренние. Вдобавок она вдоволь наслушалась от них о других таких же «фальшивках». Некоторые сорили такими деньжищами, что просто уму непостижимо.
Как-то раз ей по случаю пришлось гримировать одного фокусника, который научил ее нескольким трюкам.
— Вы сделали из меня и моей жены картинку, — пошутил он, — а это само по себе уже чудо. Позвольте мне показать вам пару простых трюков. Ловкость рук и никакого мошенничества…
А потом она встретила Бобби, который за долгие годы, перепробовав дюжину самых разных профессий, привык сшибать пару баксов, влезая то в одну, то в другую авантюру. Но, пока он не повстречал Анну, все его аферы были, что называется, мелочовкой. За ужином во время их первого свидания она сразила его тем, что, протянув ему его дорогие часы, игриво осведомилась:
— Дорогой, не их ли ты искал?
Бобби инстинктивно схватился за запястье. Часы исчезли! Как ей удалось это проделать? Эта женщина просто гений в юбке!
Естественно, Бобби сразу же по уши влюбился.
Это произошло незадолго до того, как они решили не зарывать свой талант в землю, а начать зарабатывать им деньги, тем самым бросив вызов этому «безумному, безумному» миру, который только и ждал, чтобы швырнуть к их ногам свои золотые россыпи.
За семь лет так называемого сотрудничества они ни разу не попались.
Ранним сумрачным утром, после двух часов езды по узеньким петляющим проселочным дорогам, они почти добрались до дома — трехкомнатного коттеджа, который был их единственным постоянным пристанищем.
— А как мы поступим с этой кружевной скатертью? — спросила Анна, копаясь в сумочке в поисках жевательной резинки. За долгие годы работы в непосредственной близости от человеческих лиц у нее выработалась своего рода зависимость от этих мятных освежающих пластинок.
Бобби пожал плечами:
— Наверняка она кому-нибудь пригодится. Как-никак это все-таки историческая ценность. А она ничего. Миленькая.
— Миленькая? Да она просто бесподобна! У этой Мэй Рейли был настоящий талант. Она была уникальной кружевницей, опередившей свою эпоху, вот что я тебе скажу. Даже двадцать лет спустя после ее смерти немногие в этой стране знали, как плести настоящие кружева. Думаю, мы с ней нашли бы общий язык. Если бы она была жива, я бы с радостью сделала ей макияж. — Анна немного помедлила. — Держу пари, мы быстро найдем желающего выложить кругленькую сумму за эту скатерку.
— Ну и отлично!
Бобби свернул на разбитую аллею, которая вела к входной двери их дома.
3
Приветственный жест, когда один поднимает правую руку вверх и ударяет ладонью по ладони другого.