Таким образом, в настоящем научном паспорте мамонтова дерева значится: — «секвойя гигантэа».
Рис. 7. Веточка секвойи вечноживущей (Sequoia sempervirens). Около 1/2 натуральной величины.
Слово «секвойя» есть просто название этого дерева на языке индейцев, но такое имя (Sequoyah) носил также один из индейских вождей племени ирокезов. Следовательно, вместо англичанина или американца увековечилось имя индейского народного героя, боровшегося против вторжения в Америку европейцев[9]. Пожалуй, это правильней не только с ботанической, но и с социальной точки зрения.
Секвойя гигантэа достигает 142 м. высоты. Высота огромная! Поставьте одно на другое 10 таких деревьев, и вы получите мачту заметно выше красы крымских гор, изящного Ай-Петри. Одно из наиболее толстых мамонтовых деревьев имело внизу 46 м. в обхвате! Американцы, любители всего эффектного, много раз привозили на европейские выставки огромные срезы с пней секвойи. На одном таком срезе стояло пианино, сидело четверо музыкантов и ещё оставалось место для 16 пар танцующих; на другом срезе был поставлен домик, вмещающий типографию, где печатались «Известия дерева-великана». Для Парижской выставки 1900 г. американцы заготовили из секвойи «величайшую в мире доску». Эта доска так и осталась в Америке: ни один пароход не брался перевести её в Европу целиком!
Древесина секвойи лёгкая, не очень твёрдая, но прочная, не загнивающая. Она очень ценится в качестве материала для судовой обшивки.
Предельный возраст секвойи гигантэа принимается в четыре-пять тысяч лет; для секвойи семпервиренс этот предел повышается до шести тысяч лет. Чтобы оценить громадность такого долголетия, возьмем для примера дерево секвойи «среднего» возраста, в 2700 лет. На нашем рис. 8 ясно изображена схема разреза такого дерева с цифрами его лет. Для упрощения и уменьшения чертежа допущено, что толщина годичного прироста равна 1 миллиметру. На деле такой прирост бывает только у самых старых деревьев: в молодости они растут быстрее, так что действительная толщина 2700-летней секвойи была бы с лишком вдвое больше (т. е. с лишком в 40 раз больше, чем на рисунке).
Рис. 8. Схема разреза секвойи с цифрами её лет.
Просмотрите поставленные на рисунке цифры! Проследите за возрастом и толщиной нашей секвойи в различные исторические эпохи!
Она зеленела молодым деревцом, когда закладывались первые камни «Вечного Рима»; ей было уже 2000 лет, когда ещё не родился прапрадед прапрадеда Христофора Колумба!
Эта меланхолическая строфа навеяна впечатлением дуба, которому было всего лет 200–300; но что мог бы сказать Пушкин о секвойе? Ведь в сравнении с жизнью этого «патриарха лесов» ничтожны жизни целых государств и народов! Наша секвойя была уже старше пушкинского дуба, когда Испания была ещё далекой, полудикой, заштатной провинцией древнего Рима. Прошли века, испанцы завоевали себе Новый Свет, родину секвойи. Оба полушария Земли были под властью испанцев.
— В наших владениях никогда не заходит солнце — гордо говорили они.
Прошли ещё века; от былого могущества Испании остались лишь пышные воспоминания, а наша «средняя» секвойя всё продолжает жить и, может статься, проживёт ещё много веков. Какая долгая жизнь!
Но ботанической науке приходится охватывать такие периоды времени, перед которыми и жизнь секвойи — лишь краткий эпизод. Современные нам два вида секвойи — сами остатки некогда могучего племени.
Теперь секвойи дико растут только в небольшом уголке Калифорнии, а некогда их было до 15 различных видов, и населяли они всё северное полушарие, и даже росли и в Южной Америке. Ископаемые остатки древних секвой находятся и в Азии, и в Европе и в Гренландии и в Чили. Но миновали миллионы лет, и что осталось от прежних властительниц земли? Маленькая горсточка потомков, да кое-где кучи трупов, которые мы жжём в виде второсортного «бурого» каменного угля.
Рис. 9. Остатки ветви ископаемой секвойи.
Рис. 10. Остатки ветви с шишкой ископаемой секвойи.
Рис. 11. Остатки ископаемого Мамонтова дерева, найденные в Гренландии.
9
Вождя Секвойю, очень культурного человека, изобретателя индейской письменности, отнюдь не следует представлять себе дикарём, «охотником за скальпами».