Сточки зрения интересов Польши, подписание пакта, а точнее, секретного протокола, который делил сферы влияния в Центрально-Восточной Европе между СССР и нацистской Германией, с самого начала было очень невыгодным событием[115]. Вдобавок Польша не ориентировалась в содержании тайного протокола, хотя информацией на эту тему владели как американцы (передавшие ее англичанам), так и французы. Вероятно, союзники не поделились этими известиями с польскими властями, чтобы не ослаблять в Польше дух борьбы.
Уже с первых дней нападения Германии на Польшу Гитлер оказывал давление на СССР с тем, чтобы Красная армия перешла восточную границу Речи Посполитой. Сталин, хотя и выразил согласие на мелкие формы сотрудничества с немецкой армией (например, помощь в наведении на цель самолетов Люфтваффе), не хотел ввязываться в сомнительную пока «авантюру». Здесь надо добавить, что, по мнению многих историков, если бы в сентябре 1939 г. Франция и Великобритания полностью выполнили свои союзнические обязательства по отношению к Польше (это значит, в течение 15 дней направили все силы против Германии), то Гитлер до конца 1939 г войну бы проиграл[116]. Однако уже 12 сентября 1939 г. на заседании высшего военного совета во французском городке Аббевиле англичане и французы отказались от планов немедленного наступления против немцев. Вдобавок они не сообщили об этом решении ожидающей помощи Польше. Зато информацию получила советская разведка, и это стало сигналом для СССР о том, что можно уже без риска перейти рижскую границу (некоторые историки обращают внимание на подписание в это время Советским Союзом соглашения с японцами на Дальнем Востоке, но, думается, что для европейских событий это имело второстепенное значение).
Польское руководство было застигнуто врасплох решением СССР о переходе рижской границы, которое обосновывалось необходимостью защиты украинцев и белорусов. Дезориентированный главнокомандующий маршал Эдвард Рыдз-Смиглы издал тогда знаменитую директиву: «С большевиками в бой не вступать, кроме как в случае нападения с их стороны или попытки разоружения». Помня об этом приказе, трудно подвести серьезный баланс потерь в польско-советских столкновениях в сентябре 1939 г., а особенно сравнивать их с потерями в польско-немецких боях. В северо-восточных районах Польши, тем не менее, дело дошло тогда до нескольких столкновений большого масштаба, таких, как бои за Гродно 20–21 сентября, или битва с танковыми частями под Кодзёвцами (недалеко от Сопоцкина), входе которой Красная армия потеряла более 20 танков, что с перспективы более поздних этапов Второй мировой войны не является чем-то экстраординарным, но в сентябре 1939 г. впечатление произвело.
Во время овладения землями Речи Посполитой Красная армия совершила ряд военных преступлений. Чаще они носили характер возмездия за упорную оборону польской стороны, которая вела к потерям, как, например, в Гродно, где после занятия города расстреляли около трехсот его защитников. Расстреляли также (в Макранах недалеко от Бреста) около 150-ти отступающих матросов Пинской флотилии, а недалеко от Сопоцкина командующего округом третьего корпуса генерала Юзефа Ольшина-Вильчиньского и его адъютанта. Здесь мы не анализируем отдельные случаи убийств и грабежей, которые неизбежно сопутствуют всем войнам. Можно привести также примеры, когда вступление Красной армии успокаивало ситуацию и улучшало состояние безопасности, так как прекращало самовольную деятельность разных революционных комитетов, возникших при известии о переходе Советской армией польской границы.
До сих пор не известно, в какой степени это была просто спонтанная акция сохранившихся в регионе, несмотря на роспуск Коминтерном в 1938 г., Коммунистической партии Польши (КПП) и ее автономных секций (Коммунистической партии Западной Белоруссии (КПЗБ) и Коммунистической партии Западной Украины (КПЗУ)), коммунистических структур, а на сколько результат деятельности агентурной сети, получившей сигнал из Москвы. Фактически, несмотря на роспуск КПЗБ, формальное отсутствие центрального и окружного руководства, контакты между различными ячейками существовали, а в конце августа 1939 г. активизировались. Интересную информацию на эту тему дает рукопись 1979 г коммунистического функционера тогдашнего Полесского воеводства В. Ласковича, а особенно описанная им деятельность Ивана Тарасюка[117] Иван Тарасюк, в начале 30-х годов — комиссар полка в Ленинграде, выпускник Ленинградской военной академии, в 1932 г. был направлен Коминтерном на работу в КПЗБ. Вскоре после прибытия в Польшу его разоблачили как коммунистического деятеля и осудили на тюремное заключение. После выхода на свободу в 1937 г, он был избран секретарем окружного комитета КПЗБ в Бресте над Бугом, последним по счету в этой организации. После роспуска КПЗБ жил в Варшаве, но выехал оттуда 15 августа 1939 г., прибыл в окрестности Бреста и начал создавать «нелегальные отделения». Согласно В. Ласковичу, уже 1 сентября 1939 г. в районе Жабчиц был создан «штаб повстанческого движения» во главе с Тарасюком. Еще до 17 сентября во многих местностях появились ревкомы или группы для зашиты деревни. Начиная с 12 сентября, Тарасюк решил переместить повстанческие группы в направлении Пинска, чтобы овладеть этим городом — по дороге 14 сентября в Молотковичах была занята железнодорожная станция. Также, например, в районе Баранович уже около 12 сентября начали возникать «повстанческие группы». Проблема инспирации этих действий разведывательными структурами СССР требует основательного исследования.
115
Представляется, что с перспективы начала войны значение пакта Риббентроп- Молотов преувеличивается. Гитлер начал бы войну и без этого соглашения. Его последствия были более существенными на заключительном этапе войны и, парадоксально, явились основой для территориальных претензий Советского Союза.
116
117