По мере усиления советской власти ускорялся курс на элиминацию религии, но проводился он таким образом, чтобы не портить обманчивых настроений общества: эффективной формой борьбы с различными учреждениями религиозного культа должно было стать увеличение налогового бремени. Точно известны расходы католического прихода в Люботыне (повет Остров Мазовецкий). Тамошний приходской ксендз в 1940 г. обязан был выплатить (под угрозой судебной ответственности) налоги, превышающие в общей сумме 14 тысяч рублей, что составляло более 88 % всех расходов прихода[134]. Резкое увеличение податного бремени привело к закрытию части сакральных объектов. Так, в Белостоке из 63-х синагог, переданных на нужды беженцев с территорий, занятых Германией, 60 не функционировало по финансовым соображениям.
Белорусы всех ориентаций не протестовали против объединения земель, определяемых наименованием «Западная Белоруссия», с БССР, а часть белорусских деятелей пошла еще дальше. Антон Луцкевич, известный белорусский культурный и политический деятель, приветствуя 24 сентября 1939 г. на Лукисской площади в Вильно новую власть, помимо прочего заявил: «Белоруссия снова стала единой, никакие границы не поделят уже объединенных белорусских земель <…>. Перед нами огромная работа, работа по восстановлению всего того, что годами приходило в упадок или уничтожалось польскими панами <…>. Создание объединенной, свободной, советской Белоруссии будет определять дорогу ее быстрого развития»[135]. Несколько дней спустя, 27 сентября 1939 г., Антона Луцкевича арестовали, а затем отправили в минскую тюрьму, откуда он уже не возвратился (умер в ссылке в 1946 г.). Деятели национального белорусского движения никогда позже не критиковали сам акт объединения. Однако современный белорусский историк, оценивая последствия 17 сентября, констатирует: «Восточные белорусы невольно ввели в заблуждение своих соотечественников с запада, предлагая им вместо независимой Белоруссии московское рабство»[136]. Это чувство разочарования значительная часть белорусов начала ощущать по прошествии нескольких первых недель функционирования новой власти. Уже в 1940 г., по мнению Марека Вержбицкого, на северо-восточных землях среди белорусского населения распространилась поговорка: «То, что поляки не смогли с нами сделать за 20 лет, большевики сделали в течение нескольких месяцев — мы теперь все поляки»[137]. С другой стороны, как следует из исследований Евгениуша Мироновича, часть белорусского населения по-прежнему отрицательно оценивала польское правление, несмотря на разочарования действиями советских властей.
Надежды, разбуженные коммунистической пропагандой у части общества, быстро скорректировала жизнь. Ухудшение экономической ситуации и репрессивная форма правления провоцировали все большее разочарование среди части белорусского населения, которое перестало признавать новую власть своей, начала тосковать по прежнему государству, а после 1944 г. хотела репатриироваться в Польшу. В районе Глубокое из 17 853 семей, которые хотели репатриироваться, были признаны белорусскими 10 932 (65 %). Очевидно, что согласия на отъезд они не получили. В районе Миоры на 2 321 рассмотренных заявлений поляками признали себя только 20 семей. Особым случаем среди них является Антоний Чашкевич (сельсовет Миоры), который осенью 1939 г. был избран депутатом Народного собрания Западной Белоруссии и вошел в состав делегации, которая направилась в Москву, чтобы представить органам центральной власти СССР просьбу о включении «Западной Белоруссии» в состав БССР Он обратился к уполномоченному по делам репатриации и заявил, что он польский патриот и хочет уехать на родину[138].
Занимаясь проблемой воздействия политики советской власти на местное общество, исследователи до сих пор обходили противоположный вопрос: как общественные отношения, существовавшие на землях, включенных в 1939 г. в СССР, повлияли на десять тысяч людей, которые прибыли туда с востока (так называемые «восточники»), чтобы осуществлять эту власть и ее укреплять: советизировать, русифицировать, национализировать, коллективизировать, атеизировать, сохранять порядок, но и следить, репрессировать, лечить, учить и т. п. Ведь были это подобранные, не случайные люди. Вместе с тем, в то время как советская власть боролась с разными религиями, стремясь атеизировать общество, как уже отмечалось выше, в некоторых православных приходах в Белостокской области в 1940–1941 гг. (а особенно в 1941 г.), что вытекает из работы ксендза Гжегоша Сосны, резко выросло число крещений[139]. Исследователь отчетливо показывает, что вызвано это было «большим количеством крещений детей граждан СССР».
135
137
138
139