— Очень много четвертей, — сказала я.
— А то, — она кивнула и пожала плечами. Она искала соседку — та, с которой они вместе сняли эту квартиру в сентябре, посреди семестра заболела мононуклеозом и уехала домой. — Мне кажется, ты шуметь не будешь. Если хочешь, комната твоя.
Я подписала договор, записала телефон Аманды — теперь он станет и моим и перевезла горстку вещей в пустующую комнату ее квартиры. Там уже были кровать, платяной шкаф и лампа. Я добавила одеяло, ручку и клипборд. Что еще мне может понадобиться? Я подожду немного, прежде чем начать готовить Аманду к появлению бас-гитары. В хранилище, в миле отсюда, до сих пор оставался не только «Судзуки», но и ксилофон. Их я тоже пока сохраню в секрете, хотя, возможно, в марте снова начну раскатывать по городу, как другие виденные мною девочки: без шлема, но с безмятежностью, с застывшим ангельским лицом, словно уже мертвы, в потоке ревущего транспорта.
Снова пришел декабрь, и я опять искала работу. Низкое матовое небо скорее походило на черно-белую фотографию неба. От этого оно выглядело не знакомым, а странным; сходство с фотографией не делало эту странность более дружелюбной. Небо обширно и бездонно; оно имеет право походить на фотографию не более, чем на коврик. Иногда у меня проскакивали подобные мысли, в остальном я держалась неплохо. Я распечатала новое резюме, добавив в список мест работы, к Шульцам и Пицким, также и семью Торнвуд-Бринк. Я не чуралась даже сомнительных вакансий. Так, я ответила на объявление, гласившее: «Прильни к источнику коллективной мудрости — зарабатывай $$$ предсказаниями!»; и на другое, где фармацевтическая фирма приглашала принять участие в клиническом испытании нового лекарства; и отправила заявку на роль «нехорошей девочки», которую мужчина мог нанять для написания ему любовных писем, чтобы потом разбросать их по дому с целью вызвать ревность у своей подружки. Еще я подала заявление на работу, которая состояла в имитации симптомов различных болезней для обучения студентов-медиков и врачей-стажеров.
— Опишите неопределенную боль в животе, — велел мужчина в белом халате.
— Острая боль в течение нескольких секунд, потом она вроде как сплющивается и зависает справа под ребром, а оттуда медленно, расплываясь, дрейфует на юг.
Он помолчал.
— Тошнота есть?
Вопрос удивил меня. Может быть, все идет хорошо.
— Нет. Точнее, да. По временам.
— У вас есть опыт игры в театре?
— Мне уже кажется, что есть, — ответила я. Но они не позвонили.
Однажды меня что-то подтолкнуло, и я побрела в даунтаун. Вдоль озера, где гладкие черные головы волн сулили приближение шторма. Я прошла мимо бывшего ресторана Сары. После закрытия он так и не возобновил работу. На дверях висел замок. Вывеска le petit moulin осталась на месте, только последние три буквы слова petit[37] исчезли — несомненно, теперь украшают чью-нибудь комнату в студенческом общежитии.
В витрине так и остались сыры под стеклянными колпаками, только посиневшие, побуревшие, пузырчатые. Грана, говарти, какао кардона. Их так и не убрали. Чеддер двенадцатилетней выдержки, когда-то сверкавший на солнце, как засахаренное золото, потрескался и покрылся снежно-белой плесенью. Мягкие белые козьи сыры пожелтели и позеленели. Ресторан закрывали в спешке, и никто, ни единая душа, за всю осень не очистила витрину. Разлагающиеся сыры казались живыми существами, погибающими в зоопарке от недокорма. В каком-то смысле так оно и было. Они потеряли форму, но все же были выставлены напоказ: воплощение души, сломленной бременем скорби, под стеклом. Преступная халатность в ресторанном мире! Кажется, на одном козьем сыре остались отпечатки зубов крысы. Без сомнения, кто-нибудь уже пожаловался в газету — в этом городе по-другому быть не может.
К середине декабря я зарегистрировалась на курсы весеннего семестра, нашла подработку бариста в «Старбаксе» и собиралась вернуться домой на Рождество, а потом в январе переехать сюда уже окончательно.
Найти работу оказалось не так уж трудно: всех резервистов призвали в ожидании войны, и магазины, рестораны, интернет-кафе вдруг остались без персонала На доске объявлений в «Старбаксе», у двери, обнаружился листок с надписью: «Требуется бас-гитарист в музыкальную группу». Я оторвала квиток с телефонным номером — из тех, что бахромой торчали по нижнему краю, — и сунула в карман.