Таившаяся в тенях девушка, похоже, отступила назад, в совсем темную тень или, может быть, в шкаф для посуды. Это явно развязало язык миссис Маккоуэн, и она заговорила на типичный среднезападный манер, противоположный обычной манере разговора даже в городах вроде Трои, где вполне дружелюбные слова «Здравствуйте, чем могу помочь?» произносились едко и сердито. А здесь, как и в тех местах, где я росла, очень рискованные вещи говорились невинным тоном. Тон — самое важное. Подарочная упаковка — самое важное. Доведи до совершенства упаковку, и можешь класть внутрь что угодно. Хоть петарды. Хоть собачье дерьмо.
— Так что, — спросила миссис Маккоуэн, — вы уже познакомились с родившей матерью?
— Да, — ответила Сара.
— И вы уверены, что хотите взять ребенка этой женщины?
Эдвард закашлялся:
— Простите, здесь есть туалетная комната, которой я мог бы воспользоваться?
— Почему вы так говорите про родившую мать? — спросила Сара.
— Ну не знаю, но она явно умом не блещет, — ответила миссис Маккоуэн Саре. А Эдварду сказала: — Туалет в коридоре, за углом.
Эдвард встал, двинулся за угол и исчез из виду.
— Она хочет снова пойти учиться, — сказала Сара.
— Усися, — повторила Мэри.
— Да-а-а, учи-и-иться, — заворковала Сара.
— Да, учиться, — вздохнула миссис Маккоуэн. — Она вечно об этом болтает.
— Вы ее часто видите?
— Да, католические социальные службы требуют, чтобы она приходила раз в месяц повидаться с ребенком. Так она может привязаться к нему. Католические социальные службы не хотят обвинений в том, что не дают женщинам такой возможности. И возможности передумать. Впрочем, этого мы точно не дождемся. — Она помолчала. — Вы верите ее рассказам про изнасилование?
— Какое изнасилование?
— Линетта! — крикнула миссис Маккоуэн, и от ее громкого голоса Мэри разрыдалась. — Ты можешь взять Мэри и покормить? Уже время к обеду.
Девочка-подросток возникла из теней и подошла к Мэри, которая при виде ее расплылась в мокрой улыбке.
— Линетта, это Сара и… с ней люди, — сказала миссис Маккоуэн, неопределенно махнув рукой на меня и Эдварда, который уже успел быстренько пописать и вернулся.
— Здравствуйте, — сказала Линетта, забрала девочку у Сары, привычно посадила на обтянутое синей джинсой бедро и унесла из комнаты. И всё на том.
— Она не говорила вам, что ее изнасиловали? — спросила миссис Маккоуэн. Теперь, когда девочки уже не было в комнате, в голосе хозяйки дома зазвучал определенный нажим.
— Нет, — ответила Сара.
— Хм-м, — сказала миссис Маккоуэн.
— Может, этого не было.
— Может, и не было.
— Может, она просто нашла удобное объяснение.
— Может. Правда, не пойму, какая ей от этого польза, — сказала миссис Маккоуэн и больше ничего не говорила. Вскоре она встала, подошла к двери и открыла ее.
Мы ушли и стали искать, где бы пообедать.
— Ну-ка посмотрим, куда бы нам пойти? Еще рано, толпы не будет, — Сара включила радио в машине. Оно было настроено на волну соула, а сейчас передавало рэп с аккомпанементом в виде чрезмерно страстного женского стона. «Суй, двигай, трахай, живо, резко, выше, ниже, глубже…» — всевозможные наклонения и сопряжения. Эдвард презрительно выключил радио. Но Сара тут же снова включила.
— Эти люди ничего хорошего, кроме секса, от жизни не видели. Хотя бы послушай.
Я догадывалась, что Сара готовится обрести новое понимание общества. Оно будет искусственным и поверхностным, как у туриста. Материнство в стиле сафари. Но разве может быть иначе? Бывает и хуже. Вероятно, у большинства — как раз хуже.
Мы нашли окантованную металлом закусочную и уселись у прилавка бок о бок. Расстегнули и скинули с плеч пальто, и теперь они свисали с табуретов, придавленные нашими задницами. Прилавок только что протерли каким-то дезинфицирующим средством с хвойным запахом, и как раз там, где мы сидели, стоял винтажный красный автомат для разлива кока-колы, похожий на подвесной лодочный мотор. Я сидела между Сарой и Эдвардом, как ребенок между родителями. Кажется, им это нравилось, а вот у меня отбивало всякий аппетит. Я не могла есть, как будто это было самое неуместное, неподходящее и даже отвратительное занятие в нашей ситуации. Один раз я повернулась слишком быстро и смахнула рукавом на пол часть жареной картошки. В детстве, когда родители заставляли меня есть, а я не хотела, у меня были две универсальные отговорки: «оно слишком масляное» и «оно упало на пол». (Позднее я стану так же говорить про людей: «Она слишком масляная» или «Он побывал на полу — что тут еще можно сказать?») А сейчас я стала совсем ферклемпт[19] из-за собственного равнодушия к еде. Я уплывала от самой себя. Если я не поем, у меня будет пахнуть изо рта затхлым и кислым, так что я старалась. Я заказала молочный коктейль и высосала его. Эдвард и Сара время от времени тянулись через меня, чтобы коснуться друг друга — положить руку на бедро, предплечье или плечо — и снова спрятаться в свои раздельные, разделяющие пространства. Мы все молчали, хотя я не очень понимала почему.