— Может быть, мне надо купить такую табличку на дверь: «Жильцы этого дома работают по ночам и спят днем», — улыбаясь, сказала она. — И еще я собираюсь дать тебе ключ. Не стесняйся, просто отпирай дверь и заходи. Собственно, вот.
Она быстрым шагом пересекла комнату, открыла ящик комода, полный всяких мелочей — удлинителей, пассатижей, батареек, гарантийных талонов на бытовую технику, — выудила оттуда ключ и протянула мне.
— Это тебе поможет преодолеть парадную дверь, дорогуша, — произнесла она каким-то театральным голосом. Возможно, то была цитата из какого-нибудь фильма, которого я в жизни не видела. Слова сопровождались подмигиванием — наверно, чтобы я лучше поняла. Хотя на самом деле оно нисколько не помогло.
Сара надела не дубленку и не полупальто, а длинный жакет из шерстяной ткани, пушистого плотного твида с черно-белым рисунком, напоминающим «снег» на экране телевизора, когда нет передач. Она закинула на себя, как лассо, кашемировый шарф и несколько раз обернула вокруг шеи.
— Вперед, на завод! — сказала она. — Боюсь, там без меня все развалилось. Две битвы на тарелках и один небольшой пожар — и это только вчера вечером.
Она мрачно улыбнулась. Чары карамелизованного шалфея и дороги на небеса уже развеялись.
— Что такое битва на тарелках?
— О, это примерно как приступы гнева у древних ирландцев и шотландцев. Когда один повар бросает на пол тарелки другого повара. Ты знаешь, мой отец был еврей, так что я наполовину еврейка…
— Я тоже! — брызнула энтузиазмом я, словно мы с ней оказались изгнанниками из дальних пределов острова Цейлон. Я никогда в жизни не встречала других полуевреев, и эта встреча почему-то привела меня в восторг: я чувствовала себя странным, но безвредным гибридом, и мне казалось, что это просто потрясающая новость — оказывается, на свете есть и другие люди, игра природы… как бы это сказать… выхолощенные точно так же, как я.
— В самом деле. — Сару это, похоже, не впечатлило. Может быть, она знает тысячу полуевреев. — Может, поэтому ты мне сразу и понравилась.
Она улыбнулась — такой улыбкой, которую включают и сразу выключают:
— Но у меня есть ощущение, что евреи так себя не ведут. Не устраивают битв на тарелках. Они выше подобных вещей. И потому добиваются успеха.
Она почесала шею:
— Но моя мать была христианка, и меня тоже воспитали в христианстве. И вот результат. Всю жизнь меня окружают лузеры. «Приидите ко мне, все неудачники и проигравшие» — так говорил Иисус Христос. И они пришли. Хуже всего — протестанты, которые ведут себя как католики. А лучше всего — католики, ведущие себя как протестанты.
Эти слова меня ошарашили.
— Вообще-то Иисус говорил: «Пустите детей и не запрещайте им приходить ко мне», — поправила я. И удивилась собственным чувствам. Удивилась, услышав собственные слова. Лишь долю секунды назад я так радовалась своей еврейской крови. Откуда же взялось это христианское занудство? Может быть, из меня еще не выветрилось Рождество.
— Ну что бы там ни было, ко мне лично дети так и не пришли.
Она помолчала, овладевая собой. Воздух как-то бодро ощетинился.
— Кроме девочки, которая сейчас спит наверху, — напомнила я и постаралась изобразить вымученную, но полную надежды улыбку.
— Да, именно так. Я оставила инструкции на кухонном столе. И будь внимательна с детскими воротцами на лестнице! Я не хочу, чтобы Эмми скатилась вниз. Или чтобы ты скатилась наверх!
Она помолчала. «Мы стоим безучастно, как стены».
— Детские ворота! Бебигейт![21] Вот это был бы скандал. Ты еще молодая и наверняка не знаешь, как это вышло, что суффикс «-гейт» стали использовать для обозначения скандала.
— Уотергейт, — сказала я, хоть и неуверенно.
— Надо же, правильно.! Хотя это случилось еще до твоего рождения.
— Как и много других интересных вещей.
— Да. Ну что ж. А! Кроме битвы на тарелках, у нас вчера вечером было и хорошее: зимний суп минестроне из винтажного сорта фасоли, с пальчиковой картошкой твоего отца. Колоссальный успех.
Я приятно улыбнулась, но не могла себе представить эти картофелины в супе. Сара будто прочитала мои мысли:
— Мы их порезали. Прямо поперек костяшек. Кулинария — жестокая штука.
— Все были в восторге. О, пока я не забыла. В шкафчике рядом с раковиной — ипекакуана. Я, правда, даже не знаю, как ее используют — она применяется в случаях, когда кто-нибудь проглотил яд. Одна женщина с нашей улицы меня спросила: «Вы усыновляете?» И я ответила: «Да, что мне понадобится?» И она сказала: «Ипекакуана».